Владимир Митюк - Рентген. Остросюжетные любовные романы

Я замечал, что люди, встречавшиеся несколько раз в схожих обстоятельствах, считают себя почти знакомыми. И в этом нет ничего необычного. Такова наша, человеческая, сущность. И она почему-то, увидев меня, сказала: «Здрасьте», после чего мы оба рассмеялись. Потом заговорили о чем-то, и, поскольку у обоих было свободное время, зашли в соседнее кафе выпить по чашечке кофе. На удивление, у нас нашлось сразу несколько общих тем. И всё.

И мы уже почти год периодически встречаемся, она как-то умеет снять напряжение, только одним словом или жестом. Даже ничего не означающим.

Но…. Между нами ничего не было, и быть не могло. Просто она почувствовала моё состояние и пришла на помощь. Так жизнь поворачивается. Да, вот, кстати, и она. Как раз вовремя. А то я совсем заморочил тебе голову своими заботами.

Он протянул мне крепкую руку, и пошёл, сказав:

– Извини, если что. Может, ещё встретимся. Вот, как в жизни бывает. Так, я никогда никому не говорил, даже Кате (я понял, что так зовут шатенку), но вот.

Он виновато улыбнулся и пошёл к ней навстречу.

Я оглянулся. К нашему столику, приближалась очаровательная шатенка, в точности отвечающая тому описанию, которое дал мой собеседник. Я не стал с завистью смотреть на них, а просто подошёл к стойке и взял ещё одну бутылку. Из холодильника.

Был тёплый, почти летний вечер. С делами у меня был полный порядок, а спешить – ну куда я мог спешить – разве что напиться до одури. Но ведь так и не узнал продолжения. Хм, вообще, некуда – полностью свободен, как сокол. Вольная, значит, птица. Да, рассказанная мне история была и обычной, и интригующей одновременно. И я подивился абсолютной невероятности случившегося, и, наверное, вскоре забыл бы об этом рассказе, как и о многих других историях, если бы это не касалось меня напрямую. И если бы в том симпатичном докторе я не узнал свою жену. К сожалению, бывшую.

Пусть мой собеседник изменил её имя. И если бы сердце не сжалось от нестерпимой боли, хотя, казалось, рана уже зарубцевалась.

***

Она ушла от меня, ничего не сказав и ничего не объяснив. Перед этим она несколько дней по вечерам плакала, и все мои попытки утешить её или приласкать оставались безуспешными. Наверное, поздно спохватился. За работой и делами чего-то не понял, просто привык, что так есть и будет. Мне было хорошо и спокойно с ней, я надеялся, что и ей тоже. В душу, конечно, не залезть, но почувствовать, ощутить перемены – это было в моих силах. Я не испытывал неприязни к моему собеседнику, да и в чем он виноват? Нет, виноват, конечно. Или нет?

Мне кажется, что я смог бы пережить факт измены, спонтанный, вызванный неизвестно каким всплеском эмоций, и даже понять. Возможно, она сама не могла себе простить, или я в очередной раз ошибаюсь? Или, узнай я об этом, то волей неволей представлял бы, как она там, ежечасно. И довёл бы и её, и себя. Может, она почувствовала то, что я не мог дать при всём своем старании. Да где оно. По крайней мере, она до сих пор одна, как теперь принято выражаться, и это доподлинно известно. Но на мои звонки и попытки объясниться не отвечает. И осознание этого усугубляет мою вину. Нет, мы, конечно, время от времени общаемся, и сын не без моего внимания, как и должно быть. Но инстинктивно чувствую, что возврата не будет.

И поэтому сижу здесь, на открытом воздухе, если позволяет погода, и выпиваю свою бутылку пива, как правило, не больше, ибо пару кварталов надо проехать до дома, молчу и слушаю чужие истории, совершенно не подозревая, что и сам могу оказаться её героем.

Но если бы на этом всё и закончилось.

Прошла неделя, или две – уже и не припомню. Я по-прежнему иногда забегал на пятачок – вернее, заезжал, и, перебросившись парой фраз с продавщицей, устраивался под тентом со своей бутылкой или пластиковым стаканом. Лица вокруг большей частью были знакомы, и мы иногда кивали друг другу, признавая сей непреложный факт. Отчего становилось уютней. Но я исподволь оглядывал публику, ожидая, что, может, опять появится тот самый Николай, который, сам того не ведая, стал причиной постигшего меня жизненного разочарования.

Да, именно такой выспренний тон и подходит. Однако в предыдущие дни его видно не было. И мне стало казаться, что я сам выдумал эту историю, себе для утешения. Впрочем, я уже смирился, и пора бы уже было начать планировать иную жизнь. Не только отданную работе…

И он не преминул появиться. Он тоже подъехал на действительно обшарпанном «Жигулёнке», вышел, взял бутылку и направился прямо ко мне. Как к старому знакомцу. Видно, откровенность к чему-то располагает, я невольно оказался благодарным слушателем, и уже неудобно отвернуться и сделать вид, что так должно и быть.