Владимир Митюк - Рентген. Остросюжетные любовные романы

– Ну, всё в порядке. Похоже, мы просто немного перестраховались, и зря продержали вас. И тут она посмотрела на меня:

– Ой, что с вами?

Видимо, мечтательно-отрешённое выражение зафиксировалось на моей физиономии, и я не нашёлся, что сказать, а только неловко пожал плечами, как бы понимая, что всё невозможно и сейчас закончится. Но доктор Е.А. взяла меня за руку своей нежной и прохладной ручкой:

– Наверно, перенервничали. Ничего, бывает, – и очень мило улыбнулась, – зато теперь абсолютно здоровы, и можете чувствовать себя свободно, и даже целовать кого-нибудь, не беспокоясь ни о чём.

Она, конечно, имела в виду здоровье, но зря это сказала. Даже не поняла. Я, возбужденный попытками нарисовать в своем сознании всевозможные картины, невнятно пробормотал:

– Сейчас проверим, – и, удивляясь своей наглости, прижался к её удивленным губам…

– И понимаешь, как ни фантастично это может показаться, всё произошло именно так, как я и представлял. Детали, в сущности, роли не играют.

– Так может, ещё по одной? Погода хорошая, я не спешу, и ты, как видно.

Я согласился, ожидая окончания рассказа. Сердце моё бешено стучало, отчаянно вырываясь наружу, и я действительно не мог встать. Ибо тот доктор, о котором рассказывал мой визави, был моей женой. Вернее, была. Сейчас же я сидел в полной прострации, даже не находя в себе сил думать или анализировать. И прилагал неимоверные усилия, чтобы не выдать себя ни словом, ни жестом. А спешить, действительно, было некуда.

– Вот, – Владимир, так звали моего собеседника, подошёл с двумя бутылками «Петровского», откупорил их перочинным ножиком, и протянул одну мне. Ты извини, что я тут разговорился, понимаешь, иногда нужно излить душу.

Ничего себе, подумал я, рассказывает о своей победе, похождениях. Какая уж тут душа.

Но только кивнул, а он продолжал. Да, нелишне будет сказать, что мы сидели под тентом у одной из расплодившихся в последние годы импровизированных летних кафешек, с пластмассовыми белыми столиками, на красных пластмассовых же стульчиках, впрочем, весьма удобно изогнутых…

***

В дверь настойчиво постучали. К тому времени она уже сидела за столом, перебирая карточки, а я расположился напротив, тупо глядя на негативы, не говорящие мне ни о чём. Елена нажала на кнопку, и в кабине ввалился дед необъятных размеров. Имеется в виду по ширине, задыхаясь, и протягивая направление. Приём был уже окончен, я знал это твёрдо, но она встала, включила аппарат, и минут десять возилась с последним пациентом, предоставив мне возможность углубиться в свои мысли и осознать.

Но голова моя была свободна от мыслей, и я только ждал её возвращения.

Она опять села напротив, и занялась бумагами, иногда с усмешкой поглядывая на меня, и через некоторое время сказала:

– Всё, молодой человек, мне пора. Через пятнадцать минут меня будут ждать, и посему…

Особых разъяснений не нужно было. Ясно, что жизнь не замыкается этим кабинетом, и всё же…

Что от меня требовалось – умолять, просить о новой встрече, или просто подняться и уйти? Почему-то ноги мои стали ватными, голос куда-то пропал, и я, желая всё-таки сохранить бодрый тон, спросил с некоторой надеждой, со стопроцентной уверенностью в том, что завоевать можно, но удержать:

– Доктор, но мне потребуются дополнительные консультации. И вообще, постоянный контроль за состоянием здоровья.

Она улыбнулась, повторив:

– Вы абсолютно здоровы, и поэтому…

– А профилактика? – с надеждой перебил я её.

– Расписание известно, там на двери. Чётные – утро, нечётные – вечер.

Видно, она окончательно пришла в себя.

– И можете позвонить по телефону.

Она протянула мне бумажку.

– На этой неделе, да?

Она пожала плечами:

– Кто знает. Скорее всего, профилактика вам не понадобится.

Горечи в её произношении я не почувствовал, однако без укора – хотя бы во взгляде – не обошлось. Мне осталось лишь подняться, поцеловать женщину в подставленную щёчку и выйти, оставшись наедине с самим собой и полным раздраем в голове.

***

Вроде бы я имел основания быть довольным своей победой, особой гордости не испытывал. Извечный вопрос – а потом – что? – преследовал меня. Нет, Елена оказалась лучше, чем мои представления, и я до сих пор не могу отойти от пережитых мгновений. Даже не так. Она буквально притягивала меня, и я не мог с собой ничего поделать. Даже если бы она только подала мне надежду, то…

– Понимаешь, – Николай обращался ко мне, совершенно забыв о налитом стакане, – это как внезапное озарение, когда чувствуешь – что именно. Да надо самому прочувствовать, чтобы понять. Мало того, она была просто красивой и милой женщиной. И всё же. Меня не покидало ощущение, что я что-то сделал неправильно, не так. Вторгся в чужую, может быть, размеренную и счастливую жизнь. Ибо, повторюсь опять, Елена выглядела слишком домашней, ухоженной и не обделённой мужской лаской. Мне говорили, что у каждой женщины бывает такой момент, когда она вдруг забывает обо всём, и отдается своим желаниям. Может, я как раз оказался в это время? Да, но потом раскаивается, и вспоминает – фрагмент мне пришлось застать, и тогда уже становится ещё более недоступной. Мне же, по своей необузданной (но никто об этом, конечно, не узнает), сущности, неизбежно потребуется подтверждение. То есть, однократное обладание женщиной тянет к более полному познанию и продолжению. Женщина же, случайно согрешив, будет каяться – нет, не перед мужем, а корить себя. И с этим ничего не поделаешь. Если для неё это, действительно, не является системой. И что?