Елена Гвозденко - Потустороннее. Мистические рассказы

Он не сразу понял, что поезд уже покинул станцию, что вместо девушки в кровавом платье – проплывающие заросли посадок.

Когда, наконец, оторвался от окна, решил лечь спать. Хватит с него безумных видений. Проснулся за пару часов до своей остановки. Уставшие дети уже не бегали, зато молодые люди из соседнего купе что-то пьяно доказывали друг другу. Поезд начал тормозить, последняя остановка. Он выглянул в окно. Девушка была на своем месте, у газетного киоска. Обернувшись, она грозно сдвинула брови и погрозила пальцем.

Тревога сковала. Он схватил телефон, благо, связь появилась. Набирал номер матери, отца, но почему-то не мог дозвониться.

Он удивился, увидев на перроне сестру. Разумеется, он звонил родителям, говорил, когда и на каком поезде вернется, но зачем его встречает Екатерина? Она бросилась к нему, рыдая:

– Миша, папа умер. Сердце…

Странности в поселке начались через пару месяцев после смерти Кирьянихи. Признаться, Кирьяниху в поселке не любили, хоть жила там давно, переехала, когда внучке Оленьке лет пять было. Дочка ее, бесцветная Верка, тогда вроде бы разошлась с мужем. Овдовевшая Кирьяниха купила половину дома и въехала в него со всем семейством. Верка недолго прожила с матерью, через пару лет, подхватив дочку, уехала в город, но к матери приезжала каждый месяц, привозила огромные сумки с гостинцами.

В поселке Верку не осуждали, характер у Кирьянихи тот еще. Дом свой содержала в идеальном порядке, но огородом и хозяйством не интересовалась никогда, покупая овощи и мясо у соседей. При этом придирчиво разглядывала каждую луковку, теребила пучки зелени, торговалась, хоть и отдавали за смешную цену. Часто разозлившиеся хозяева отдавали все даром, лишь бы не тратить времени на придирки взбалмошной соседки. Кирьяниха забирала добычу с таким достоинством, будто одолжение делала. О себе ничего не рассказывала, но поговаривали, что муж хорошо обеспечивал, а она занималась лишь нарядами. Как такое было возможно в советское время?

А лет десять назад стали замечать, будто Кирьяниха слабеть головой стала. Капризы перерастали в истерики, а потом и вовсе в безумные обвинения: то молочница подсовывает отравленное молоко, то соседи по ночам пускают в ее половину газ. Кирьяниха пошла по домам, проситься на ночлег. Ее выгоняли, но каждый вечер она опять оказывалась со своим узелком на каком-нибудь крыльце. Стучала палкой по окнам, пока не отпирали. Старуха без церемоний шла на кухню, требовала себе чай и обязательно со смородиновым вареньем, до которого была большой охотницей, часами бубнила про соседей-убийц и про дочь, ждущую ее смерти. Иногда будила хозяев среди ночи и требовала чая.

Верка продолжала приезжать по воскресеньям, но теперь мать не принимала гостинцев, с криком выбрасывая сумки за порог. А вскоре перестала пускать и саму Верку. Женщина плакала у сердобольных соседей, говорила, что пытается перевезти мать к себе, но та не хочет. И хоть живут они с дочерью и новорожденным внуком в маленькой комнате в коммуналке, но угол бы нашла. Она понимала, что мать тяжело больна и нуждается в помощи, но без ее согласия оформить в психиатрическую больницу невозможно.

А потом Кирьяниха стала пропадать. Соседи звонили Верке, та срывалась с работы, писала заявление, но кто будет искать безумную старуху? Кирьяниха всегда приходила сама – через пару недель или месяц она появлялась у соседок, похудевшая, оборванная, с трудом говорившая. Соседки брали шефство, носили обеды, убирались в доме, стирали и зашивали потрепанную одежду. В это время старуха вела себя тихо, все больше молчала, с жадностью набрасывалась на принесенную еду. Но через месяц, отъевшись, снова начинала капризничать – ругала за невкусный суп или слишком маленькую котлету. Соседки злились, ругали себя и на короткое время забывали дорогу к неблагодарной старухе. И Кирьяниха опять пропадала.

В последний раз ее не было больше месяца. Прошел слух, что нашли в соседнем городе, роющуюся в мусоре. Старуху забрали в больницу, потом перевели в психиатрическое отделение. Верка взяла отпуск, навещала мать каждый день, но Кирьяниха не подпускала дочь. А еще через пару месяцев старуха тихо скончалась в приюте для безумных. После сороковин Верка заперла половину матери, отдала ключ соседям, чтобы приглядывали. Она обещала приехать через полгода, чтобы переоформить дом и выставить на продажу.

Вот тогда и начались странности. Первой пострадала Клавка, торгующая молоком. Коров в поселке мало, а молоко у Клавки было самым вкусным, поэтому торговала женщина по расписанию. Кирьянихе носила банки по вторникам и четвергам. И в тот вторник, как обычно, сцедила парное молоко и разлила по банкам, приготовив для продажи. Отправилась по своим делам, а вернувшись, заметила, что в одной из банок плавают какие-то черные хлопья. Клавка решила, что плохо вымыла банку, но в четверг все повторилось.