Сашу передали на хранение бабе Любе, как всегда сидевшей на скамье у подъезда и обсуждавшей обычно с этого пьедестала, заседая с одной или двумя сверстницами, всех и вся.
Степан выкопал небольшую ямку. Встав на колени, Мария опустила в нее росток, осторожно освободив нежные корешки от влажной тряпки. Вместе, с какой-то детской радостью, касаясь друг друга пальцами, они не спеша и бережно скатывали изъятую землю в ямку, покрывая ею корешки. Вокруг ростка сделали небольшое округлое углубление, куда во время дождя должна была собираться вода.
Пока Мария бегала в квартиру за водой для первого полива, Степан вбил в землю два длинных колышка у стены дома и два – на некотором расстоянии от нее. Затем он проволокой укрепил на них сетку. Вернувшись с эмалированным ведром, наполовину наполненным водой, Мария увидела деревце уже огражденным и защищенным.
Чтобы не размыть место посадки, воду медленно лили на черенок лопаты, откуда она тонкой струйкой скатывалась на штык и дальше в углубление. Земля жадно принимала влагу.
Держась за руки, они наблюдали, как остатки воды уходили вниз, к корням. Степан неожиданно наклонился и с нежным трепетом поцеловал жену в губы. «Наверное, это и есть счастье», – подумала она тогда.
– Ну, гляньте на них! Будут еще тут на улице целоваться! – донесся до них голос бабы Любы.
Мелькнувшая тень заставила слегка вздрогнуть. На сучок с сухим листом неожиданно сел знакомый воробей и по привычке уставился в окно. Мария легко отличала его среди всех других, – не только по белому перышку над левым глазом, но и по поведению. Все остальные воробьи постоянно прыгали и вертели головами, пытаясь ежесекундно просматривать округу на предмет опасного или съедобного. Этот же сидел неподвижно и смотрел прямо в глаза.
– Здравствуй, Федор! Милости просим! – произнесла Мария, открывая окно и впуская гостя в теплую комнату. С ним в дом всегда приходила необычная легкая радость. Испытывая ее, она в один прекрасный день и окрестила его подходящим именем – божий дар.
Совершив небольшой шелестящий круг по комнате, Федор опустился на карниз шкафа и пристально посмотрел на хозяйку. А та поспешила на кухню, чтобы достать из верхнего шкафчика большую банку с очищенными семенами, любимым блюдом гостя.
Василий, получивший метлой по заднице за порванную в порыве погони занавеску во время первого нашествия этой птахи в его царство, ничего не забыл и не предпринимал опрометчивых шагов. Сидя на стуле у окна, он усердно занимался туалетом и всеми от природы утонченными антеннами контролировал ситуацию. Выражение хитрющей мордахи как бы говорило: ну, что за тобой гоняться! Тут есть-то нечего! Кость в перьях!
– Феденька! Дорогой ты мой! – Мария принесла из кухни большую плоскую тарелку с горкой семян в середине, поставила ее на кровать и села напротив, пригрозив Василию пальцем на всякий случай.
Федору было куда приятней, когда эта достойная представительница своего подвида называла его Федором, но прощал ей фамильярность по причине ее доброты и внимания. Взглянув на Василия, он элегантно спикировал, приземлился на тарелку и выхватил из кучки вкусно пахнувшее семя.
– Неспокойно у меня на душе. Все время о Саше думаю. Умный, добрый, симпатичный. А как ему в этом покинутом богом городе жизнь устроить?
Обеспокоенная мать на мгновение замолчала, наблюдая, как ее приятель, постукивая клювом по старой тарелке советского дизайна, уплетает угощение.
– Работает с удовольствием. А зарплата… как у всех – только на еду хватает. На семью точно не хватит. У нас, с моей пенсией, и то еле-еле. Говорила ему не раз – беги отсюда. Голова светлая. Английский знаешь. Куда? Куда-нибудь подальше. Говорит, что меня одну не оставит.
Мария смахнула со щеки слезу.
По завершении трапезы Федор забрался на высокую спинку кровати и устроился внимательно слушать.
– Ах, был бы Степан жив! Мы бы что-нибудь придумали.
Наполненные до краев влагой глаза смотрели сквозь стекло окна, сквозь здание напротив, казалось, даже сквозь прошлую жизнь, куда-то в не досягаемую обычным взором даль.
– Да что тут думать! – прежде тихий голос прозвучал вдруг громко и резко. Федор даже подскочил от неожиданности. – Я сама полжизни проработала в институте. Кому, как не мне, лучше знать, что с этим городом происходит.
Руки сжались в кулаки до побеления.
– Когда на заводе прорвало трубу с пульпой, прибежали – Мария Яковлевна, выручайте! Когда эту гадость спускали в озеро, мои крики никто слышать не хотел. А на следующий день явились двое и прямо в лицо пролаяли: заткнись! А то всякое бывает!
Читать дальше