Александр Цуканов - Приказано не умирать

Поселился Аркадий Цукан на улице Коммунистической в гостинице «Урал» в одноместном номере с телефоном, подхлестывая себя привычным: «Не ссы, Аркаша! Все будет абгемахт!» Нужно срочно решать с самородком. Давний знакомый Баранов, которому помог в военные голодные годы, когда приезжал в отпуск с фронта, выбился в большие люди, стал директором кондитерской фабрики. Он не раз намекал, что у него родственник, надежный мужик, занимается зубными протезами и готов хорошо заплатить. Самородок в двести восемьдесят граммов тянул тысяч на двадцать. Это и дом, и машина. «Волгу» можно купить, но слишком пафосно, а вот «москвич» приобрести в самый раз.

Денег хватало. С заработанными в артели Цукан мог не один год жить в номере с ванной и телефоном, если, конечно, без баловства. Он даже купил толстую тетрадь в клетку и написал крупно на первой странице «Записки русского солдата». Но затем зачеркнул слово «русского», вспомнил про татарина Еникева, спасшего ему жизнь, и армянина Жорку, фамилия не запомнилась, помнилось только носатое щетинистое лицо и его хрипатое: «Алкаша, помочь нужна».

Вспоминалось то давнее нелегко, натужно, пропали разные мелкие подробности, которые нужны в таком серьезном деле. Аркадий хотел рассказать сыну про орден. Однако возникло множество вопросов, непонятностей: почему стал танкистом, почему в Прибалтике? Он никак не мог подступить к главному, что было в те первые месяцы с момента объявления войны. Решил писать просто и без затей, как когда-то при составлении отчетов на лесоторговой базе, где пусть недолго, но поработал начальником.

Водители в автороте, когда узнали, что Цукана командируют вместе с новеньким автобусом в распоряжение авиационного медсанбата, позавидовали.

– Аркашка-то парень везучий. Спиртик, медсестрички ласковые… Повезло.

Приехал с сопровождающим офицером на аэродром, а там самолеты рядами стоят. Машины разного назначения, множество военных в летной форме. Цукан никогда не видел вблизи боевые самолеты, поэтому глазел с восторгом, уверяя себя и других, что эти-то немцам вмиг наваляют.

Офицер толстенький, несуразный из-за нелепо торчащей на макушке пилотки, дернул за рукав гимнастерки.

– Водитель! Я начальник санслужбы майор Алиханов. С этого момента вы поступаете в мое распоряжение.

Цукан запоздало козырнул. Майор тут же закидал вопросами. Когда узнал про пятилетний шоферской стаж и удостоверение 1-го класса, пришел в восторг, повторяя раз за разом с кавказским акцентом: это то, что мне нада. Тут же распорядился переоборудовать автобус, отвинтить задние сиденья, укрепить подвесные носилки, проверить двигатель. Пожилого санитара вооружил кистью и краской, заставил старательно нарисовать белые круги с красными крестами. «Ишь ты, какой быстрый!» – подумал Цукан о новом начальнике. А майор уже выкрикивал молодого водителя Меринова, чтобы ехать на склад.

Новые обязанности по службе оказались простые: пригнал автобус с фельдшером на аэродром к шести утра и дежурь целые сутки. Эскадрильи самолетов, тяжело нагруженные бомбами, выруливали на старт, взлетали и вскоре исчезали в голубом небе. Красиво. Он лежал на травке возле автобуса, иной раз подремывал, и никакой тебе войны. Иногда про женушку вспоминал, которая весной родила ему дочку Оленьку. Вдруг фельдшер толкает: поехали. Из люка пилотской кабины машут рукой, что-то кричат…

Штурман и пилот помогли забраться в отсек стрелка-радиста. Там сквозные пробоины, а сам стрелок – молодой, русоволосый в луже крови лежит. Фельдшер сноровисто, Цукан не ожидал от него, стал комбинезон ножом вспарывать. Обычно тихий – он вдруг вызверился: «Чего рот раззявил, солдат! Помогай, живо! Держи жгут».

Стал переворачивать летчика, а он застонал, заохал, у Цукана руки, кровью испачканные, прямо-таки затряслись, опустились. А фельдшер снова в мать-перемать, кричит: давай, вытаскивай головой вперед.

При посадке самолетов, возвратившихся с задания, Цукан поочередно объезжал прилетевшие экипажи, спрашивал: нет ли раненых? Улетали они эскадрильями, а возвращались по одному, по двое. По наивности думал, что приземлились в другом месте… Позже по отрывкам фраз летчиков «корова», «воздушные гробы» – въехал, понял, что-то неладное происходит. Задавать вопросы незнакомым офицерам не решался. А хотелось. Ведь им там сверху виднее, что происходит на фронте.

Официальные сводки были краткими и однообразными: «Наши войска отражают атаки противника». Однажды лишь зацепило, когда передали, что 17 генералов изменили Родине, сдались врагу. Долго спорил с фельдшером, почему так вышло. Убеждал его, что это обыкновенная трусость, что живет себе генерал, вкусно ест – сладко спит, а как прижало, из него и потекло. А фельдшер злился, давил на то, что это недобитые белогвардейцы.