Джасур Исхаков - Короткое, как вздох, прощай…

– Так читай!

«Время… Неостановимое, стремительное… Казалось бы, это было совсем недавно… Вот только что! А прошло… Прошло уже много лет… Изменился мир, изменились мы… Мне уже за пятьдесят, и по ночам меня мучает бессонница. Но я нахожу в этом положительное – выхожу на балкон, с которого виден наш прекрасный город… Ташкент… Удивительный город… В предрассветной дымке я разглядываю новые дома, широкие проспекты, густую зелень деревьев… Я ощущаю этот дивный, ни с чем не сравнимый запах родного города… И, как когда-то Исаак Давыдович, я жду, когда над городом поднимется солнце. И я говорю ему: «Эй, солнце! Ну здравствуй!»

– Ничего сцена, – говорит задумчиво Асик. – Столкновение двух важных событий – рождения ребенка в семье Махмуда и возвращения Санжара. У зрителей головы пошли бы кругом. А может быть, это и хорошо? А потом, здесь есть хорошая возможность для актерской импровизации. Хотя суматоха в жизни – это одно, а в театре – совсем другое… И для режиссера – интересная задача.

– В тебе пропал театровед, – усмехаюсь я. – Твоими бы устами да мёд пить!

– Нет-нет… Эта встреча Санжара после несправедливой отсидки со своей Хабибой должна быть очень эффектной. И именно на фоне всеобщей суматохи и криков.

– Ты это понял, а главный режиссер пропустил этот момент, – говорю я Асику.

– Да ладно, забудь про это! – говорит мне ободряюще Асик.

– Перекур! – вытирая ветошью руки, сказал Боря. – Выходи, что ты в машине сидишь? Хватит читать! Подыши воздухом.

Мы присели на низеньких табуретках.

– Значит, ты жил на Балыкчинской? – спросил Боря.

– Да, – ответил я. – Потом нашу улицу назвали улицей Хамида Алимджана. Она начиналась от Пушкинской и упиралась углом в зоопарк. Её пересекала улица Свердлова, а от нашей улицы через короткую Маяковскую можно было выйти к парку Тельмана.

– Значит, в кино вы ходили в «тридцатку»?

– Да, а летом в парк.

«Тридцатка». «Кинотеатр имени тридцатилетия комсомола». Историческое здание. Раньше в нем был еврейский театр, и там выступала сама Вера Комиссаржевская. Здесь же, в Ташкенте, она заразилась чем-то и умерла. А потом в зале, где мы впоследствии просмотрели сотни фильмов, провозглашали советскую власть.

– Значит, ты знал и Сэра? – спросил Боря.

– Кто ж его не знал?

Худющий, всегда небритый, в плохонькой, мятой, но чистой одежде, он обычно сидел недалеко от кассы на скамейке и, закинув одну ногу на другую, беспрерывно курил крепчайшие сигареты «Памир». Вокруг него всегда толпились подростки. Он вызывал у нас жгучее любопытство. Низким и скрипучим голосом он говорил негромко: «Придет, придет конец проклятой совдепии! Увидите! Они за всё ответят, комиссары ваши!»

Милиционеры лениво отгоняли его от кинотеатра, но он упорно возвращался на свое место. Его не раз и не два раз забирали в кутузку. Говорят, даже поколачивали там. Но что было взять с этого хилого доходяги? Его считали сумасшедшим, и какое-то время он лежал «по пятому трамваю», то есть в ташкентской психушке. Когда вокруг никого не было, он обычно читал газеты или какую-нибудь книжку. У Сэра было плохое зрение, поэтому он сильно прищуривался и подносил текст близко к глазам, шевеля при этом губами. Он был в курсе всех происходящих в мире событий, помнил по именам всех политиков того времени. «Лейбористы в октябре победят! – Он поднимал кверху тонкий указательный палец. – Помяните мои слова!» Кто такие лейбористы, мы, конечно не знали. Но его утверждения вызывали в нас уважение.

– Что это ты о нем вдруг вспомнил? – спросил я.

Боря затянулся, выпустил колечко.

– Потому что этот Сэр оказался пророком, – сказал он задумчиво. – Всё, о чем он тогда говорил, совершилось. И Союз рухнул, и советская власть провалилась в тартарары… А мы не верили.

Он поднялся.

– Слушай, а там, в твоей пьесе, есть про Сэра?

– Нет… Я же про свой двор…

– Опять человека обманываешь! – сказал мне Асик. – Просто ты боишься писать о таком. Трусишь и заранее сам себя редактируешь: это можно, это нельзя, этого понемножку, про это вовсе молчок!

– Послушай, давай как в тот раз. Поставишь машину у нас на стоянке, завтра заберешь, – предложил вдруг Боря. – Посидим где-нибудь, поболтаем.

– Это он с радостью! – хмыкнул Асик. Он хорошо знал моё нынешнее расположение духа.

– Шашлычок, сюзьму, соленое на закусон… Идёт?

– Идёт, – быстро согласился я и проглотил слюну.

– Эх, до чего же ты слабовольный человек! – усмехнулся Асик. – Ведь дома тебя ждут… И работать ты сегодня не сможешь… А статью для газеты обещал к завтрашнему дню!