Джасур Исхаков - Короткое, как вздох, прощай…

– Конечно, Боря! Ты волшебник! – сказал я.

– Ладно тебе! – почти с ревностью произнёс Асик. – «Волшебник»! Этих работяг никогда нельзя перехваливать! А то или нос задерут, или цену себе начнут заламывать!

– Ты стал мелким занудой! – жестко говорю я Асику. – За любой труд надо платить достойно!

– Конечно! – В голосе Асика сквозит ирония. – Теоретически ты прав. Но вспомни, сколько раз тебя надували, не моргнув глазом. О какой достойной оплате ты говоришь?

Асик тут прав. Было такое. И не раз.

Боря закуривает. Он всегда изящно держит в замасленных пальцах наборный мундштук. Такие делают в зангиатинской зоне из пластмассовых ручек зубных щеток.

– Красивый мундштук, – сказал я.

Боря протянул его мне. Разноцветные пластмассовые шайбы, накрученные на медный стержень с резьбой, были подобраны с большим вкусом.

– Могу подарить, у меня их много, – сказал Боря и отдал мне мундштук.

– Спасибо за подарок.

– Между прочим, мог бы и новый подарить, – сказал занудливо Асик.

– Постой, лучше я тебе новый, необкуренный дам, – словно услышав претензии Асика, сказал Боря и побежал в свою будку. Вернулся с новым, сверкающим мундштуком. Тот был с золотистым оттенком, много лучше первого.

– Классный! – восхищенно сказал вдруг Асик.

И я повторил за ним: «Классный!»

– Кури на здоровье, – улыбнулся Боря.

Лет пятнадцать назад я снимал один фильм в зангиатинской зоне и был лично знаком с мастерами, которые делали такие мундштуки и другие вещицы. Днем, среди грохота страшных допотопных ткацких станков, в жару и в пыли старого производственного корпуса, полуголые, с татуировками по всему телу, они выделывали грубую бязь. А вечером отводили душу, шлифуя наждачкой пластмассовые ручки для расчесок из алюминия. Из трехлитровых консервных банок, из прохудившихся кастрюлей, из зубных щеток, из проволоки, из черного хлеба они создавали маленькие шедевры.

– Ну ладно, надо до темноты закончить. У тебя правый задний амортизатор протекает.

Я засунул в новенький мундштук длинную сигарету «Кинг сайз», щелкнул зажигалкой, с удовольствием закурил.

– Ты похож сейчас на ту женщину – обольстительницу Раджа Капура из фильма «Господин 420»! – заявил Асик. – У неё тоже был такой длинный мундштук.

– Завидуешь? – разглядывая между затяжками «зеков-ское» изделие, спросил я.

– Курить вредно, – строго произнес Асик. – Вспомни про лошадь и каплю никотина!

– Я не лошадь, – парировал я.

– Ты не лошадь, ты слабак! И у тебя нет силы воли, чтобы освободиться от вредной привычки!

– Послушай, Асик! Когда ты отучишься от этого своего менторского тона? Я тебе что, пацан, что ли? И ты не учительница по домоводству! Хочу и буду курить!

– И употреблять алкогольные напитки? – опять с язвой в голосе спросил Асик.

– И это тоже не твое дело!

– А ты посадишь печень! Хоть помнишь, что одна рюмка водки – это сильнейший удар боксера по твоей беззащитной печени? – Асик прямо-таки распалился. – Кроме того, алкоголь медленно разрушает твой интеллект! И я точно знаю, о чем ты сейчас думаешь, безвольный человек!

Да, Асик опять прочитал мои мысли. Ещё там, на выходе из театра, я подумал, как хорошо бы взять и грохнуть полстакана водки, закусить соленым огурцом и тут же, немедленно, повторить действие.

– Слушай, воспитатель: во-первых, я за рулем…

– Это для тебя не преграда, возьмешь и бросишь где попало свою машину, – перебил меня Асик. – А во-вторых?

Я растерялся. Не смог придумать предлог «во-вторых».

Вдруг отчетливо понял, что вечер сегодня пройдет вне дома. Что после первой рюмки вторая покажется намного слабей первой, а третья рюмка проскочит как родниковая водичка. И всё станет как-то легко и весело. А если рядом будет человек, как Боря, тебя охватит чувство необъяснимого, восторженного счастья и потрясающей расслабленности. И ты сможешь искренне рассказывать о себе, о своем детстве, о своей любви, о том, что не все мечты исполнились, но обязательно исполнятся. И от этого настроения захочется петь и раскачиваться в такт песне с уже какими-то совсем незнакомыми, но приятными для тебя людьми.

– Ну вот, зазвенели тонкие струны души! Странные мечты обуяли его вольнолюбивый разум! – издевался надо мной Асик. – Неужели на тебя так подействовал этот бессмысленный поход в театр? Ты же все время долдонишь, что у тебя есть иммунитет, что тебя просто так не проймешь! Что ты прошел суровую школу редакторской инквизиции на киностудии «Узбекфильм»! А здесь вдруг раскис…