Свят Василев - Искусство отпирать замки. Пособие для разорителей гнезд и всех сопричастных

– Да уж… Я встретил свою первую жену в глубоком детстве. Знал ли я тогда, что женюсь на ней? Боже упаси! – он махнул рукой, а Гвоздика, курившая все это время одну сигарету за другой, вдруг замерла. – Знал ли я тогда, что она родит мне сына-насильника? Нееет! – Птицеед рассмеялся.

Переводчик, дублирующий его речь на английском, замялся и оглядываясь по сторонам в поисках одобрения, замолчал.

А модельер вошел в кураж:

– Я вытащил ее из воды, если кто не знает. Дурочка решила сократить путь и пошла напрямик через пруд. Морозы уже отступили и лед едва ли бы выдержал пса, чего уж так говорить о маленькой девочке. Иду себе вечером и слышу вдруг, хлоп! – Птицеед ударил ладонью по дереву. – Звук такой, будто асфальтоукладчик проехался по многослойной пузырчатой упаковке. Я сбежал с дорожки вниз. Гляжу, черное пятно по воде расползается. Сам не знаю, как, прыжками ли, святым духом ли, везением ли, я очутился рядом с тобой, Серафима. Опустил руку в воду и ухватился за твой полушубок. Лед и меня не выдержал. Ты барахталась в воде и тянула нас вниз. Я бросил портфель и свободной рукой поплыл к берегу, поддерживая твое испуганное, кашляющее лицо, устремленное взором куда-то в небо. Мне до сих пор снится эта черная вода. Черная как ночь. Столько лет прошло. С ума сойти.

Орхидея заметила, как у Гвоздики задрожали скулы.

– Мне семьдесят! Я пережил расцвет и закат империи, держащей в страхе весь мир, – его речь стала сбивчивой, – я видел нищету и роскошь. Ведь мода, это… самообман. Три кита, на которых стоит мода: конформизм, новизна, подражание, – Птицеед загибал пальцы. – Из года в год одно и тоже. Лишенное фантазии большинство скупает наши вещи. Они думают, что тем самым подчеркивают свою индивидуальность! Но мы то с вами знаем, что это не так. Где здесь самовыражение, если каждый из нас идет проторенными тропами, петляющими по лабиринту. Перешептываетесь, да? – модельер отошел от трибуны, – Как жаль, что под этим навесом совершенно не видно солнца.

Гости смущенно переглядывались. На задних рядах народ пришел в возбуждение. Каракурт сосредоточенно следил за каждым движением товарища.

– На карте нет белых пятен. Всю жизнь я ткал паутину, завлекая в нее новые и новые жертвы. Семья – могильник из мух, запутавшихся в моей сети, – Птицеед снял очки и посмотрел на присутствующих. Провел глазами по лицам в первом ряду: Орхидея, Гвоздика, Вальдшнеп, Примула, Зяблик, Каракурт, любовник Каракурта, Тарантул, Серебрянка.

– Я все знаю, дорогие мои, – он запрокинул голову вверх и облизнул губы, – Иной раз срам не прикроешь фиговым листиком, – Птицеед взглянул на Зяблика, Salutations distinguées 18 18 Всего хорошего (фр.). . – в туже секунду в его руке блеснуло лезвие ножа. Жест, легкий как взмах дирижерской палочки. Птицеед зашатался, глотая ртом воздух. Кровь брызнула из шеи, окропив белоснежный воротник рубашки. Под крики женщин модельер рухнул на пол. Каракурт и Тарантул повскакивали со своих мест. «Врача, врача!», – кричал кто-то.

Зяблик перевернул отца на спину. Кровь уже растеклась по доскам, превратившись в бурое пятно, такое же, как на шее у Фиалки.

09 февраля 2018 года

Глухой удар вывел Агнию из забытья. Она инстинктивно отпрянула от окна, толком еще не проснувшись. В том месте, где ранее находилось ее лицо, расползлась паутина трещин. Если бы Агния посмотрела назад, на стремительно удаляющиеся фигуры смеющихся подростков, то поняла бы, что случилось. Но она этого не сделала, посему несколько мгновений пребывала в нервозном недоумении.

Две пожилые дамы, сидящие напротив, испуганно переглянулись. Одна из них, с трудом сдерживая гнев, сказала: «Бессовестные!». Этот категорический эпитет словно птица, расправившая крылья, пролетел над вагоном, сообщая всем и каждому толику негодования. Оно передавалось из уст в уста, обрастая новыми оттенками.

Занималась заря и кроваво-красные отсветы заходящего солнца ложились на верхушки сосен, видневшихся у горизонта. Под стук колес двустворчатые двери, ведущие в тамбур, то смыкались, то размыкались на сантиметров пять в разные стороны. Одна платформа сменяла другую. Малолюдные или вовсе пустые, они походили на крошечные островки цивилизации посреди нескончаемой хвойной древлепущи.