Глеб Карпинский - Из записок господина N. Для тех, кто верит в любовь

– Тебе повезло, брат, ты стал шахидом! – шепнул мне араб. – Держи!

И он подарил мне свой страшный кинжал, которым еще при жизни хотел зарезать меня. Я сухо поблагодарил его.

– Всевышний очень зол на меня, – грустно сказал он, проглатывая бычье сердце.

– За что? – удивился искренно я. – Ты храбро сражался и убил много моих товарищей. И, если бы не моя тяга к жизни, убил бы и меня.

Араба звали Валли. У него в США остался дом, жена и скакун по кличке Макбут. А зол был Аллах за то, что Валли утаил от близких банковский счет в одном из швейцарских банков. И как гласит Священная книга: тяжкий грех быть ростовщиком или иметь с ним дело, потому что все банки мира принадлежат богу Яхве.

Трапеза подходила к концу. Мы насытили свои мертвые желудки, восхваляя Аллаха за щедрость.

– Ты еще совсем мальчишка, – улыбнулся Он, потрепав меня по плечу, – даже не умеешь грызть мясо зубами. Ты ни разу даже не целовался с девушкой.

Мне было стыдно, что все узнали мою тайну. Бородатые мужики засмеялись, стуча обглоданными костями по столу, но суровый взгляд старика остудил их пыл.

– Зачем Вы убивали русских? – разгневался Бог, грозно сверкая глазами. – Разве Я не говорил Вам, что убивать человека нельзя, ибо жизнь даю я, и только я могу ее и забрать?

Они потупили взоры, а я заплакал.

– Иди, дитя, с миром! Ты достоин лучшей компании, – велел Он мне, и я повиновался.

Валли подошел ко мне и обнял, как брата. Я ответил взаимностью. Некоторое время мы так и молчали.

– Прощай, – сказал я ему, наконец.

Его рыжая борода, запачканная бычьей кровью, больно щекотала мне лицо.

– Мы еще увидимся, – улыбнулся он, – когда ты познаешь, что значит любить женщину…

– Где бы мне ее найти… – вздохнул я.

– Найдешь! Только обещай мне кое-что… – и он украдкой посмотрел на танцующих зикр чеченцев.

– Останови Амину, – вдруг запнулся араб, – Она моя чеченская жена и скоро станет шахидкой, глупая девчонка…

Какая-то небесная сила подхватила меня и понесла прочь. Мой дух кружил над болотами, скованными льдами и дремлющим лесом. Когда я был маленьким, я часто бродил там со своим отцом, собирал грибы и ягоды. Сейчас была зима, но я узнавал места моего детства. Я вспомнил, как отец разбогател, и вместо прогулок стал откупаться дорогими подарками, так как времени на меня уже не оставалось. Мать оставила нас, когда мне было шесть лет. Отец переживал, и все свои личные неудачи срывал на мне. Деньги и власть заменили любовь и образовали пропасть в наших отношениях. Сейчас я незаметной тенью залетел в родительский дом, увидел отца. Он сидел в кресле перед камином, в окружении роскоши, молчаливо склонившись к огню, пытаясь согреться. В руках он держал мою похоронку. Его руки дрожали. Я не видел прежде в его глазах слез, при мне он никогда не плакал, и сейчас находиться рядом с ним было невыносимо. Он не догадывался, что единственный сын смотрит на него, хочет обнять, сказать, что любит. У него было больное сердце, и я побоялся напугать его, поэтому оставил его. Но он все равно что-то почувствовал, бросился к окну и кричал мое имя. Долго и пронзительно. До хрипоты. И я рыдал вместе с ним.

Когда-то я гулял по Тверскому Бульвару еще до призыва в армию. Тут всегда было весело, влюбленные целовались на лавочках, и я решил пройтись здесь, немного прийти в себя. Вдруг кто-то окликнул меня, и я застыл в недоумении.

– Кто ты? – раздался глухой голос из памятника Сергею Есенину.

– Я русский солдат, который погиб на Кавказе от пули снайпера. – Ответил я.

– Неужели англичане до сих пор не угомонились? – вздохнул голос. – Ты уже видел Аллаха?

Я кивнул и подошел поближе, стараясь не затоптать красные гвоздики у подножия памятника.

– Он отпустил меня с миром, потому что я еще дитя.

– Он сказал «дитя»?

Я снова кивнул. Мне хотелось заглянуть внутрь памятника.

– Дети – самые удивительные цветы во Вселенной, – сказал печально голос. – Они, как звезды. В них нет ни зла, ни порока. Я бы хотел оставаться вечным ребенком, но я уже, к сожалению, познал женщину.

– Почему ты здесь? – спросил я незнакомца.

– Потому что мне не надо Рая! Дайте Родину мою!

И незнакомец рассказал мне, что здесь ему вполне неплохо, но любимая его ждет где-то на берегу какой-то реки. Он предложил мне покараулить памятник, пока он слетает к ней на свидание. Я согласился, и он облегченно вздохнул, потому что боялся, что в его отсутствие, памятник займут души бюрократов, которые постоянно околачиваются у Макдональса. Странно, что я верил этому патриоту, хотя ни разу не видел его лица и лишь слышал его глухой голос.