Виктор Кабанов - Жизнь и приключения вынужденного переселенца. Книга первая. Байки о бабайке

Порой у меня самого, уже взрослого человека, нет-нет, да и заскребёт где-то глубоко в груди тоска по тому беззаботному времени, когда главной проблемой было увернуться от вопросов взрослых по поводу успехов в школе и провести свободное время так, что бы опять же не попасть в их поле зрения.

Это по тем временам была достаточно сложная задача, потому что взрослые всегда появлялись в ненужном месте и в ненужное время. Сейчас-то я понимаю, почему они всегда все знали и все видели. Это жизненный опыт!

Не мы это придумали, но каждый год 25 мая после последнего звонка, весь школьный народ сломя голову несётся домой переполненный радостью и приятным предчувствием наступающей свободы.

В конце июня, уже бронзовые, но еще не уставшие отдыхать, радовались одной только мысли, что впереди целых два месяца, которых наверняка хватит для реализации всех планов. И, недолго думая, с еще большим рвением бросались в знойные объятия лета.

В конце июля, поняв, что еще многое не сделано, приходилось отдыхать ещё активнее и разностороннее.

Затянувшийся бег по лету заканчивался к 20 августа. После неоднократных требований взрослых, приходилось с авоськой в руках, без особой радости, брести по до боли знакомой дороге в школу за учебниками, тратить драгоценное время последних деньков на покупку тетрадей, ручек, карандашей и прочей ерунды, без которой в школу ходить не принято.

Оставалось два-три дня на то, чтобы полистать новые учебники, подогнать школьную форму, отмыть многомесячные цыпки и привести, порядком обросшую голову в соответствие с бытовавшими тогда школьными требованиями – под чубчик.

Здравствуй школа!

Общешкольная линейка. Ее взрослые придумали видно для того, чтобы дети поняли – вот и всё, лето прошло. Ощущение этого «прошло» усиливалось запахом свежей краски, какими-то весьма специфическими запахами школы, которые трудно сравнить с чем-либо.

Особенно тоскливо становилось от того, что тело, привыкшее к сатиновым трусам и легким сандалиям, просто сковано новыми, ещё не разношенными брюками, рубашкой и ботинками.

Над школьным двором стоит гул, из которого едва различимо доносятся обрывки торжественных напутствий и поздравлений учителей, стишков первоклашек.

Вот девчушка с огромными белыми бантами бежит вдоль общешкольного каре с колокольчиком, от звука которого становится и вовсе не по себе. И чему это она так радуется?

Как и положено, сначала новые десятиклассники ведут в школу новых первоклашек, а потом справа по одному, поклассно в дверях школы исчезают и остальные. Причём чем ближе к школьным дверям, тем быстрее крутится в голове мысль: «Всё. Всё. Вот и лето прошло, прошло…».

Понимая необратимость свершившегося, начинаешь думать уже о реальных вещах – где и с кем сесть?

Особых правил в этом процессе не существовало. Дети рассаживались по взаимным интересам. Интересы в ту пору были еще далеко бесполые и определялись в основном общими уличными или школьными делами. И рассаживались, конечно, пацаны с пацанами, а девчонки с девчонками.

Входил классный руководитель и после обычных слов о начале учебного года, об ответственности за учёбу, которая обязательно должна возрасти, поскольку «… вы стали на год старше, а, следовательно, и умнее…», разрушала всю идиллию по рассаживанию. Она пересаживала ребят так, как считала нужным.

Но придерживались этого порядка только на уроках, которые вела она. Конфликтовать и проявлять неучтивость к классному руководителю было не принято.

* * *

А вот и наш Гек! Так его звали и в школе, и на улице, и дома.

Худенький мальчик, он подрос за лето и стал одним из самых высоких в классе. Живые, почти чёрные карие глаза с детским любопытством посматривали на окружающий мир. Пожалуй, немногое, что отличало его от остальных детей, это природное чувство самоорганизации. Он старался ничего не забывать и не терять. Это привила ему бабушка.

Человек достаточно жесткий, она работала по двенадцать часов в сутки, и времени на сюсюкание с внуком у неё не было.

Все его школьные принадлежности всегда были аккуратно сложены в портфеле, на парте не было ничего лишнего. Такой же образцовый порядок был и дома – в шкафу, на полках, где лежали его вещи, на столе, за которым он занимался. Лет с четырех Гек сам заправлял кровать. Он никогда не спешил, но редко опаздывал, умел рассчитывать свое время.

Не по-детски раздражался, если его внутренний упорядоченный мирок дезорганизовывался, когда его планы рушились по причинам от него не зависящим. Настырный и упрямый. Мог спорить, и даже драться до изнеможения за свои детские, порой неправые идеалы.