Дмитрий Лашевский - Трилогия пути

– Вот вам натуральная Россия, Россия душой, – вдруг сказал Белов. Там её уже не чувствуется. Там жизнь, деятельность, работа, что угодно. Но душа здесь – в этих берегах, в этих людях.

– О Rus! – произнёс Зуев вслед гусям и обернулся: – в этой нищете?

– Погодите! – сказал Белов с тем же дальним прищуром, как утром – про экипировку. – Дайте душе жизнью-то обрасти! У нас страна ещё, можно сказать, в пелёнках, ничего толком нет; но коль будет – дойдёт и досюда.

Зуев как-то легко понял, что напарник его верит в прямолинейную силу пути и готов приложить её ко всему. Эта сила любое явление схватывала воображением и проецировала в будущее. Значит, действительность всегда стремилась улучшить саму себя.

– Новорожденная страна с тысячелетней историей, – сказал он. – Тысячу лет стояли эти чёрные хаты, полгода по колено в грязи, и ещё столько же простоят, если только ваш прогресс не слизнёт их, как бык языком, с земли. Я просто не могу представить, чтобы здесь – что-либо переменилось!..

– Ну, к этому спору лет бы через двадцать вернуться.

– Да хоть через сто! – неожиданно воскликнул Зуев. – Вообразите: кончается двадцать первый век, полёты на Марс, телепатия, термоядерный синтез, искусственное сердце. А тот старик так и сидит с удочкой и считает часы голавлями да дни до пенсии. Вы бы смогли, например, здесь жить, то есть по-настоящему?

Белов пристально смотрел на него и молчал. Хрустальные капли скучно скатывались по оранжевой деке. Налетел ветер и несколькими штрихами навёл тусклость на отражённое небо. Лодка слегка заиграла. Волосы тин, почти бездвижные у самой поверхности, казались нарочито-пластмассовыми.

– Ладно, Антон, хватит теорий, – разрезал Белов. – Что сейчас говорить… Смотрите-ка!

Двойная дорожка маленьких пузырьков вилась впереди байдарки. Это были не плесневело-опухшие пузыри, какие мутным потоком текут после перекатов, а утончённо-редкий след работы недавних вёсел.

– Взялись? – кинул Зуев через плечо.

Как гончая, байдарка понеслась по следу. В то же время ещё более потемнело и начался дождь. Он дробил несильно и ровно, шорохом фона, не просачиваясь внутрь, где разгорячённые мышцы совершали свой летучий азарт. Дождь, по энтропийной привычке стихии, стирал следы, однако в сплошной пупырчатости опытным вниманием можно было уловить маленькие искусственные воронки, – и Белов не упускал невидимого соперника.

– Чисто идут, – негромко одобрил он; но Зуев отчётливым толчком сердца услышал, что это означало: а я пройду чище. И полузабытая дрожь нервов постучалась в его тесные, все в капельках, пальцы.

Вскоре в обрубленной перспективе реки, растушёванной моросью, показалась байдарка. Через два-три колена расстояние сократилось метров до ста.

– А это не уфимцы, – удивился Белов, когда на очередном повороте из-под капюшонов блеснули напряжённые профили. – Этих я плохо знаю.

– Сильный экипаж?

– Да не сильней силы!..

Соперники, которых теперь им подставила река, были одеты в ветровки с плотно завязанными капюшонами, так что, погружённые в акустику дождя, не слышали ничего за спиной, – и Белов, войдя в их воду, подкрался незамеченным. Затем он, словно одним длинным зависшим прыжком, выскочил в уровень. Зуев с одномоментной вибрацией удовольствия и сожаления заметил, как те испуганно дёрнулись в сторону и сбились; это был изящный удар.

Белов, не сбавляя хода, обменялся парою быстрых фраз и уже отваливал, не дав ухватиться. Впрочем, соперники и не пытались. Они шли одоленьем, приняв дождь неприятностью и препятствием, отчего их гребля выглядела тяжеловесно и предельно. Да уже и заходился этот долгий день, всех утомив; только Зуев был не утолён и оборачивался, предлагая или предполагая схватку. Второй раз сегодня он ощущал в теле пронзительную готовность глубины. Но насыщения не было: дождь, пульсирующая река, чужая байдарка, печально-сиреневатый вечерний свет, – всё это они пересекали диагональю…

Через полчаса, когда соперники совсем отстали, на дальнем берегу, под скалою, острозубо вдающейся в небо, полыхнул свет.

– Вот и они, голубчики!

– Отдыхают уже, – сказал Зуев.

В самом деле, уфимцы успели поставить палатку, натянули тент и теперь ждали только, чем их порадует котелок. Костёр трещал и пах пихтой.

– Эй, сибариты, дождя испугались! – позвал Белов, подойдя к берегу.

– О! – откликнулся лёгкий гортанный голос, но никто не появился из-под тента. – Никак Стас Белов козыряет: в ночной обгон пошёл. Али на наш огонёк забрели? А мы сидим, забубённые головушки, чаёк раскинули, ждём – кого б угостить…