Юлия Горобец - Цветущая вишня

Она ни пискнула, ни выругалась, словом, ни звука не издала.

Будто завороженная, она подняла указательный палец и принялась наблюдать за ленивой струйкой темно-алой крови. Когда она уже скатилась к ладони, Веру затрясло, горло сдавило, и она застонала, даже заскулила, как собака, на хвост которой наступили каблуком. Не управляя собой, она схватила нож и, закрыв глаза, приложила тыльную сторону лезвия к запястью.

Вот так, с этим порезом, треснуло терпение женщины.

И она почувствовала, как мириады его осколков вонзились в каждую клеточку ее существа.

Она медленно втянула носом воздух, а потом закричала, и сделала это нарочно, чтобы заглушить боль, которую собиралась причинить себе…

Но она не успела. Бросив нож в раковину ее заставил стук входной двери. Тут же на кухне появилась Катя.

– Ты чего тут делаешь? – Спросила она, смотря на мать, как на умалишенную.

– Что? – Переспросила Вера, тяжело дыша. – Готовлю, не видишь?

Катя окинула ее взглядом с головы до ног. Лицо матери раскраснелось и вспотела, как будто она стояла над паром.

– Ты орала так, что аж в подъезде слышно было.

– Я? Орала?

– Да

– Я… я порезалась, – она мельком показала ее палец, который сжимала другой рукой, – больно… вот.

Катя покачала головой, закатила глаза и развернулась, чтобы уйти.

– Есть не будешь?

– Не буду.

– Ты умрешь с голоду!

Но ответа не поступило. Кажется, дочь скрылась в ванной комнате.

***

Однажды, в десять часов вечера, Вера сидела на кухне и вышивала. Она и без какого-либо дела теряла счет времени, а сейчас и вовсе забылась.

Когда она случайно накололась пальцем на иголку и рванула за пластырем, ее взгляд случайно упал на часы.

– Где Катя?

Вместо того, чтобы позаботиться о своем пальце, Вера пустилась в поиски телефона. Но на звонки несносная дочь не отвечала, и когда волнение Веры возросло до такой степени, что ей стало тяжело дышать, она решила пуститься в следующие поиски.

Накинув на себя куртку, потому что этим вечером после дождя было слишком холодно, и выбежала из квартиры.

Около их дома, к досаде Веры, сломался фонарь, поэтому ей пришлось взять свой. Но ей не особо ей помог справиться с непроглядными сумерками, сгустившимися к этому часу (23:00). Вера стояла на крыльце и, выдыхая пар, беспомощно оглядываясь по сторонам, словно слепой котенок в поисках матери.

– Катя, – шептала она дрожащими от стужи и страха глазами, – Катя, Катя…

В кромешной тьме она вдруг услышала чей-то смех поодаль. А затем странный звук. Еще раз. И еще раз. Тишина. Тихо.

Вера спустилась с маленького крыльца. Направив фонарь в сторону лавочки (она помнила, где та находилась), Вера прищурилась.

Там кто-то был.

Видимо, ее дочь.

Да, да, ее дочь. Она сидела…

На ком-то еще.

Вера наморщила брови. Затем она направила луч фонаря ни лица людей, чтобы убедиться в тревожных догадках. И они, к ее ужасу, оправдались.

– Эй! – Взвизгнула Катя, прикрываясь рукой от света.

– Катя… – Испустила Вера тихий шепот.

Дочь ее быстро спрыгнула с сидящего на скамейке парня. Тот, судя по неловкому кашлю, сильно смутился. Буркнув ей что-то на прощанье, он поспешил исчезнуть.

Вера подошла к Кате, гневно сжимая фонарик в руке.

– Да убери ты его! – Катя спрятала лицо от света.

– Ты что устроила?! Ты что устроила!

– Не ори, не позорь меня!

– Это ты меня позоришь! Ты видела время? Ты почему не берешь трубку? Где ты была? С кем? Кто это был?

– Тебе ведь не интересно, с кем я общаюсь!

– Это не общение, не общение! Вы… вы… вы эту скамейку…

– Опорочили, опорочили! Скажи это, ну! – Истошно прорычала Катя, дразня Веру, хотя та и не могла хорошо разглядеть язвительной мимики дочери. – Да какая тебе разница, что я здесь творю?!

Вера схватила дочь за плечо и встряхнула.

– Какая разница?! Что творишь?! Ты… – Она наклонилась к ней, принюхавшись. – Ты пьяная!

– Пьяная?! – Фыркнула Катя, отталкивая ее от себя. – Я тебя умоляю!..

– И будешь умолять, когда я закрою тебя в комнате, чтобы ты оттуда не выходила как минимум неделю!

– Чего-о-о?! – Протянула Катя в глубоком возмущении. – Я буду кричать!

– Ну, и кричи! Крики! – Вера топнула ногой и ударила фонарем воздух.

– Буду! – И Катя, напрягая мышцы, закричала пронзительно, оглушительно.

Вера вся задрожала от стыда и негодования. Она с опаской оглядывалась, боясь увидеть на балконе разозленных жителей. Она кусала ногти, орала на Катю в ответ (что с трудом ей давалось, ей, редко повышающей голос).