Максимилиан Неаполитанский - Однокомнатное небо

Интересно, что такие вечера очень плохо запоминаются. Еремеев, друг наш, тоже неожиданно оказался один. Один – на одной из тихих улиц. Вдруг – рука. Кто-то взял его руку. Друг? Скорее – подруга. Взяла и ничего не сказала. Но знала: наверняка – можно. Шли долго, шли вместе, молчали. Фонари – молчали, жёлтый свет – молчал. Еремеев хотел сказать, что он почти пришёл и ему пора заворачивать, но – промолчал. Рука в руке – говорить нельзя.

У моста всё пропало. Приблизилась вода – вновь – и всё забрала. Точнее, прогнала. А ветер ей помог. Еремеев теперь шёл один. И был – один на один с мостом. Нужно было его преодолеть – для прогулки, а потом – сразу домой. Сразу в тепло.

Ветер усилился, мост, казалось, удлинился. Стал длиннее того коридора, важнее круглого стола. Мост был интересным, но на нём – снова – не было ни одного друга Еремеева.

Вдруг кто-то появился. Друзья ли? Три силуэта – стремительных, неузнаваемых. Куда они? Они – к Еремееву, за Еремеевым. Теперь его взяли крепкие руки. Целых шесть рук – грубых рук, тёмных. Сейчас бы вернуться к той руке, которая привела его сюда, к мосту.

Шесть рук не по-дружески взяли Еремеева, и ему нельзя было двинуться – невозможно. Конец? Нет, ещё мгновенье – вода ещё ближе. Мост – всё дальше, земля, твердыня – дальше, жизнь – дальше. Воздух будто сопротивлялся, Еремеев – летел. Вниз. И вот – в низу самом – удар, и больше ничего, никаких мыслей.

Нет, одна мысль – где он, Еремеев? А он – в автомобиле, по-прежнему. И воздух из открытого окна бьёт по нему. А он – в автомобиле, едет туда же – на площадь. Стало радостно – и страшно. На предстоящую встречу Еремеев решил не ходить.

Геворг родился близ Кавказских гор. Самым ярким воспоминанием о его юности было происшествие на озере. Как раз тогда он столкнулся со странной гранью: с одной стороны этой грани была жизнь – со смехом, с радостью от солнца, со стремлениями, с играми, с песнями весёлыми, а с другой стороны – смерть. Они вошли в воду все вместе – пять соседей. Геворг плавал плохо, но хотел быть первым в соревновании – кто дальше. Он отплыл к середине озера – к чёрной середине, беззвучной – и вдруг почувствовал, что не может двигаться. Многое пролетело в мыслях Геворга, многое вылетело, ушло из его мыслей – все лишние вопросы. Но родились два вопроса, которые были больше – в десять тысяч раз больше – всех предыдущих: что будет дальше и зачем это? Без пояснений, в такой изначальной форме. Геворга спас турецкий рыбак.

Геворг родился близ Кавказских гор, но всегда тяготился местом своего рождения, и поэтому, достигнув нужного возраста, уехал из дома родителей. Он по-прежнему был в атмосфере юности, вокруг него была юность – внешним планом. Внутри же – состояние перехода, поиска нужных ответов на ненужные вопросы. Или наоборот? Геворг пытался это определить, обращался к горным отшельникам, к священникам, к учителям, но вокруг них была юность, и внутри них – в словах, в мыслях, в мотивах – тоже. Геворг думал, что люди севера другие. Что так влияет солнце, природа, животные, быт – всё расслабляет, обновляет постоянно и делает юным. Геворгу хотелось узнать твердь, мёрзлую землю, лёд, вьюгу… И он поехал учиться на север. Учиться и вместе с этим – работать.

Он поступил в институт и устроился работать сторожем. Было очень удобно – маленький домик, почти будка, стал настоящим домом. Геворг занимался своими делами – читал, конспектировал, писал, учил и попутно следил за порядком. Следить за порядком на самом деле приходилось мало: его сторожевой дом находился за чертой города, в большом, даже не огороженном забором поле. Кому принадлежало поле и зачем нужно было его охранять, Геворг не знал. Это заснеженное, вечно холодное поле было огромным – белый океан, – и казалось, что за ним кончается всё: город, страна, планета, жизнь. Горизонт был ровным, уходил далеко, края поля – тоже. Только знающий человек мог понять, что справа, километров через десять, можно увидеть первые жилые и нежилые дома – окраину города. Дорога упиралась в поле и дальше не шла. Смена Геворга начиналась вечером пятницы и заканчивалась утром понедельника. Остальное время он был в городе, учился. Он любил в воскресное утро выходить из своего сторожевого дома и смотреть вдаль – на снежную поляну. Так он назвал это белое неясное пространство. А что, если на другом конце действительно всё кончается? Это очень интересовало Геворга, у него был мировоззренческий интерес – самый опасный из всех интересов. Вдруг это поможет ответить на большие вопросы? Большое поле – снежная поляна – и большие вопросы.