Марина Брагина - Метафизика души

Пётр Маркович тяжело вздохнул. Теперь уже очевидно, что Кире глубоко наплевать на все эти обстоятельства: подонок не хотел «жить в дерьме», как родители. Его душа, разрывая грудную клетку, стремилась к шикарным машинам, фирменным шмоткам с яркими лейблами, модным девочкам, с которыми можно за небольшую взятку швейцару попасть в один из немногочисленных центральных ресторанов.

Фильм продолжается: Кира оканчивает школу. Учителя рисуют тройки по всем предметам в надежде никогда больше его не увидеть.

– В институт? А зачем? Я и так сделаю любого! – отвечает он на вполне закономерный вопрос Петра Марковича.

Кире восемнадцать. Вот он, шанс исправить недоросля. Отец с садистским удовольствием отправляет его в армию. Два года семья живёт спокойно и счастливо, в надежде, что армия сделает из обезьяны человека.

И вот возвращение. Финальные кадры, как принято у модных западных режиссёров, Пётр Маркович просмотрел в самом начале. Хлыст лежал рядом, приняв форму вопросительного знака. Значит, ничего не приснилось и не померещилось. Всё это было, было… Сколько времени прошло? Час? Полчаса? Да какая разница!

Он тяжело поднялся, пригладил вечно растрёпанные пегие волосы, прислушался. Тихо. Видно, Кира угомонился. Осторожно приоткрыл дверь, высунул голову. Никого. И только разлетевшиеся листки отпечатанной в пяти экземплярах статьи по-прежнему живописно лежали на грязном полу лестничной клетки.

Странно, но после этого случая соседи практически прервали общение с Петром Марковичем. Видимо, унизительное происшествие, невольным участником которого он явился, превратилось в тот самый сор, который никому не хочется выносить из избы. Дальнейшую жизнь Киры он теперь наблюдал только как зритель. От участия его отстранили. «Семейные дела, – думал Пётр Маркович, – большая загадка. Не зря же милиция отказывается приезжать на семейные конфликты». Да, собственно, он долго и не переживал, уйдя с головой в работу над главной целью жизни: донести до думающих людей свои идеи построения идеального общества.

Понеслись годы, полные больше разочарований, чем надежд. И невдомёк тогда было правдолюбцу, что когда-то сбудутся пророчества Киры и с ним произойдут такие события, которые ни один провидец не смог бы предсказать. Но всё это будет позже, через годы, и эти годы ещё надо прожить: и Петру Марковичу, и Кире, и его родителям, и ещё многим людям.

Погожим утром ранней весны, в ту пору, когда на деревьях ещё только завязывались почки, чтобы позже выпустить нежные листики, по улицам Херсона весело бежала маленькая худенькая девушка с большим портфелем в руках. Она остановилась у огромной вековой липы и стала медленно обходить её, задрав голову. Встала на скамейку, которую соорудил под деревом какой-то добрый человек, и, с трудом дотянувшись до веток, ловко повязала три ленточки: красную, белую и жёлтую, – и что-то прошептала каждой. Потом спустилась, обошла дерево по часовой стрелке, снова влезла на скамейку, сорвала три побега с той ветки, на которой были повязаны ленточки, и положила их в портфель. Удовлетворённо улыбаясь, уже спокойным размеренным шагом направилась в сторону музыкального училища. Прохожие, идущие по своим делам, невольно улыбались в ответ, глядя на неё – изящную, трогательную, как полевая ромашка. Её можно было не заметить, пройти мимо – эка невидаль, вон их сколько, таких ромашек, разбросано по полю! А можно было остановиться и долго разглядывать – и тогда эти беленькие тоненькие лепесточки вдруг оживали и становились необычайно прелестными, изящно покачиваясь на ветру. У мужчин непроизвольно возникало желание защитить, уберечь её от злых людей, демонов, духов – от всего, что могло сломать и испортить её хрупкую красоту.

На самом деле она вовсе не была беспомощной и беззащитной, вполне могла постоять за себя. Но об этом мало кто знал. Свои боевые качества она демонстрировала только в экстремальной обстановке. А в повседневной жизни это была милая, весёлая, жизнерадостная девочка.

Её любимица, мощная вековая липа, ствол которой и втроём не обхватишь, наполняла её какой-то невиданной силой. Танюшка приходила к ней после занятий и часто задерживалась до заката с учебником или нотной тетрадью в руках. Иногда просто сидела, подставляя ласковому солнышку то одну сторону лица, то другую. А иногда озорничала, заставляя прохожих подчиняться своей воле.