Кантемир - XYN

Снова погрузившись в поиски прошлого, я смог раздобыть адрес Юлии. Адрес той самой девушки.

Тем же вечером я взял билет на скоростной поезд, а утром уже вышел с вокзала, который когда-то был для меня предвестником какого-то нового путешествия.

Дома, в котором я когда-то жил, уже нет. Как нет уже и всех его обитателей. Кроме меня.

Время рушит архитектуру, попутно нечаянно избавляясь и от людей.

Я зашел в кафе. Милая девушка за баром великолепно улыбнулась мне. Подумал: «Заигрывает». Потом: «Да она тебе в дочери годится». А после: «Так ты и спишь-то только со студентками, дурень». Мысли эти никак не отразились на моем настроении – кофе все-таки был хороший. Кроме меня, в небольшом зале сидели юноша с девушкой – лет по восемнадцать, думаю. Из своего угла я пристально наблюдал за ними, а влюбленные были так заняты друг другом, что совсем позабыли о том, что они здесь не одни. А может – им было просто наплевать на всех. «Глупцы, враги и чужаки». Как бы то ни было, в какой-то момент рука мальчика, что во время поцелуя касалось ее шеи, оказалась чуть ниже живота девочки. В этот момент я подавился и закашлял. А потом продолжил смотреть на них с огромным интересом и широкой улыбкой. Наверное, когда-то я прожил и это.

Витрина кафе выходила на проспект. Прекрасное зрелище. Я будто бы существовал – до сих пор существовал – в каждой улочке, в каждом канале и шпиле этого города. Путешествие за прошлым уже было оправдано. Щурясь от солнца, я утопал в воспоминаниях о первой драке, первой любви, первом сексе. Ничего конкретного уловить в этих кадрах так и не сумел, но до сих пор я жил с мыслью, будто всего этого и не было. Я не помнил лица, имена, стилей одежды и музыки. Не помнил уже ничего. И – конечно же – я не так стар, чтобы просто забыть об этом. Мой возраст все еще вроде именуют зрелостью. Но я же уже говорил, что почему-то всегда жил с желанием забыть свое прошлое. И до сих пор я совсем не знаю, какие были на то причины. Точнее, я и это забыл… Странная, в целом, картина. Я бродил по городу, дотрагиваясь до парапетов, стен. Пытаясь кончиками пальцев коснуться самого себя в свободном состоянии. И мне это удавалось.

Люди, что вальяжно и будто нехотя переставляли свои ноги, произносили непонятные мне слова. Их одежда, прическа, повадки сильно отличались от того, что хранила моя память. Я не мог связать знакомые мне ветхие здания, улочки и проспекты с теми, кто по этим улочкам и проспектам шагал. Вельветовые, шерстяные и твидовые вещи превратились в какую-то спортивную вакханалию. И архитектура своей ржавчиной и трещинами, будто бы жаловалась на это.

Пройдя еще несколько кварталов, купив пачку «Camel» и выкурив две сигареты, я оказался в парадной, где была квартира Юлии. Я долго стоял у двери, с ухмылкой занимая себя игрой: «Угадай, насколько она стара». Сначала, конечно, я попытался вспомнить то, какой она была в институте. Рыжая, кудрявая, красотка. Составить я сумел лишь эту скудную характеристику. Но потом я вспомнил себя тогдашнего и себя нынешнего. Стало немного грустно. «А вдруг она совсем не изменилась; сильно ли она потолстела; обвисла ли грудь?». «Да конечно обвисла» – с хохотом произнес я.

Все. Я нажал на дверной звонок. И дверь открыла изможденная сухая старая женщина. Лицо ее было бесчувственным, но никак не злым. Я попытался создать интригу – не знаю, вышло ли у меня. Это была ее мать.

Как только я сказал, что я старый друг Юли, женщина, резко повеселев, впустила меня в квартиру. Забытый запах – что-то между борщем и лыжной мазью – открыл во мне детское желание, не слушаясь маму, кататься по дому на трехколесном велосипеде. Но сейчас, полагаю, это бы выглядело странно. Убранство квартиры было очень скромным – время здесь застыло. И снова воспоминания… Но сейчас не об этом.

– Ну рассказывай, чего пришел?

Объяснить это все ей стоило мне огромных усилий. Женщина вообще не могла поверить тому, что я приехал сюда за какими-то бумажками почти тридцатилетней давности. Но все же, выслушав меня и вроде поняв, зачем я оказался в ее доме, она сказала, что Юля здесь не живет уже много лет – уехала доченька с каким-то иностранцем.

После – меня ждали очень долгие и малоприятные слезы забытой дочерью матери. Будто ненароком выронив купюру (чтобы хоть как-то отблагодарить старушку), я сказал, что очень тороплюсь и пошел к выходу. Нагнувшись надеть туфли, я оказался лицом к лицу с письмом, лежащим на полу. Письмо было запечатано. На конверте я с трудом различил, куда-то сильно наклонившиеся английские буквы… «George».