Илья Луданов - Вьюга. Рассказы и повести

РАБОТА

– Пожалуйста, пожалуйста! Проходите.

А еще всегда здоровайтесь с уборщицами. Уступайте им дорогу. Даже если в подъезде грязно, стены загажены и обшарпаны, краска полопалась, потолок в черных пятнах сгоревших спичек (лакомое развлечение шпаны) даже если вид подъезда испортил настроение, гнетущее с утра нового дня.

Пройдешь торопливо, вырвешься на улицу, вздохнешь глубоко. Здесь дышать свободнее. Но не легче. Ступеньки к подъезду разбиты, на лавку лучше не глядеть. Чего сам не починишь? Не хочешь. Не трудно, нет. Не хочешь – как тот профессор у Михаила Афанасьевича. А еще зима, холод, темно и фонари не горят. Недавно над твоим подъездом горел один единственный на дом. Потом и он потух. А вот аптека есть, как положено. Денег на нее нет.

Съежившись в слабом пальто и жалея, что кофту теплее не надел, Андрей спешил в редакцию. Под ногами скользило и поскрипывало. То справа, то слева из сизого зимнего утра вырастали фигуры: шофер Валера в ушанке, махнув ему, топал на автобазу, баба Дуня из первого подъезда уже кормила кошек. По дырявой обочине тащили детей в сад уставшие с утра женщины. Дорогу им освещали редкие автомобили. Шаркая, в школу косолапили ученики с громоздкими рюкзаками, достававшими им до колен.

Праздника в городе не чувствовалось. Елку в площадь воткнули, две худосочные гирлянды повесили, вон, горят через улицу – красная и зеленая – а он не чувствует ничего. Раньше готовился маму поздравлять, приходили с Петькой, а у нее уж накрыто всё, телевизор балаболит. И подарков не хочется, а покупать нужно всем, и Марине (а то мама обидится), а лучше Павлику – он хотя бы обрадуется натурально. В прошлый раз мама просила прийти к Павлику Дедом Морозом. Андрей испугался, что Марина увидит в нем семьянина или подумает, что он нарядился из-за нее. Мама обижалась неделю, но это было легче. А Петьке куплю новую катушку к спиннингу. На днях с ним на подледную собирались, а с этой, скажу, летом на водохранилище поедем.

Над редакцией теплился огонек. Внутри душно и пусто. Андрей приоткрыл окно, послушал изменчивую тишину города и сел писать об открытии катка. Хотел закончить к утренней летучке, когда Савельич вернется с понедельничного совещания в мэрии.

Скоро редакция начала собираться. Их пятеро по штату и нужно дважды в неделю забивать четыре полосы. Половина места: приказы, объявления, отчеты мэрии и закрыть номер нетрудно. Они выпускали заметки без спешки, часто лениво, растягивали пошире фотографии. Андрей держался здесь уже четыре года, потому как больше ничего печатного в городе не водилось. По соседству – такие же районки. Есть муниципальное радио, телеканал, но там трясина еще цепче. У них хотя бы Савельич с которого Андрей выбивал, что мог, ездил куда хотел, не так уж часто резал ленточки и сидел на отчетах.

Ближе к обеду (по коридору) протопали тяжелые шаги, Женя за соседним столом (после института пришел, полтора года здесь) схватился за блокнот и скорчил Андрею рожу – Савельич всегда хмурый приходил из мэрии (что там говорили, никогда не узнаешь), указ в зубы получишь (для впечатления о насыщенной деятельности), а потом можно подойти к Савельичу выколачивать дело.

Первой поднялась Варвара Ивановна, газетный ветеран. Таких держат для стабильности, лица издания. Молодые на лицо не тянут. А эти в самый раз.

– Что ж, молодые люди, пойдемте? – она за их поведением следит, смотрит с пренебрежением. Кроме них больше не за кем. Дмитрий Сергеевич, еще один ветеран, настоящий, фронтовой, болеет. Он болел по полгода и все время выпускал статьи. Вертихвостка Настя якобы гриппует. Женя бегает за этой блондинистой уже месяца три. Довела до того, что он пишет за нее половину текстов и вот сделал через тетку больничный. Теперь она днями ходит по магазинам, а вечерами таскает Женю в кино и кафе – при его-то зарплате! Да, еще Петр Петрович. Его, как всегда, нет. Не мудрено. Воплощение аппарата мэрии в печати и серый кардинал. Числился помощником Савельича, а что делает, непонятно.

Высокий и широкий, в мохнатом свитере, Савельич с гримасой старого льва нещадно дымил на весь, забитый чем попало, темный, похожий на берлогу, кабинет. В перерыве он махнет петухастую рюмку и будет разить сладковатым табачно-коньячным дыханием.

– Валерий Савельич, сколько раз я просила при мне не курить? – Варвара Ивановна отмахивалась ладонью и закатывала глаза. Говорили, в юности она собиралась в театральный, но случайно родила от машиниста депо. С тех пор трудилась в железнодорожной газете «Локомотив», пока ту не прикрыли по оптимизации.