Илья Штемлер - Одинокие в раю

– Так я ж купила. – Тамара приложила сумку к костюмчику, мельком глянула в зеркало.

– Купила… Придет мой козел и все слопает, прежде чем завалит в койку, – неулыбчиво проговорила Надя. – Кстати, ты была в конторе у Таврического? Ну и что?

– Ничего, – ответила Тамара, снимая с крючка плащ. – Работа не для белого человека.

На улице она вновь вспомнила о визите в контору по продаже зеленых насаждений у Таврического сада. И лысого товароведа, не очень довольного ее появлением. Конечно, мотаться по области, закупать саженцы, торговаться с заготовителями, заключать договора, возить товар в город – дело мужское. Но мог бы и повежливей себя вести, лысый грубиян… тем более с привлекательной молодой женщиной. Вообще в Питере люди стали какие-то суровые, неулыбчивые. Не то что в Вологде, где, казалось, все друг друга знают. Еще каких-нибудь четырнадцать лет назад эти тогда еще ленинградцы были куда приятней, она помнила. Приезжала к тетке, маминой старшей сестре. Мать хотела, чтобы Тамара поменяла обстановку, развеялась, подзабыла Виктора и его смерть от дедовщины в Заполярье…

За три недели того гостевания у тети Тамара обошла весь Питер, музеи, улицы, правда, по театрам не ходила, печалилась по Виктору. В Софийском соборе, что в Пушкине, поминальную свечку поставила… Да и время было неподходящее для праздного гулянья – 1989 год смутное время: пустые магазины, митинги, демонстрации, на которых вовсю ругали и демократов, и коммунистов. Особенно запомнилась сходка в Румянцевском сквере, на Васильевском. Там собрались люди из «Памяти». Черные и красные флаги, злые лица. Поносили евреев. И матом, и так. Ей это очень не понравилось. Во-первых, Виктор был евреем и некоторые друзья тоже. А во-вторых, просто все казалось диким. Помнится, она озиралась, думала, сейчас всех арестуют – невдалеке стояли три милиционера… и тоже слушали. Когда вернулась домой, поведала тете. То ли еще будет, сказала тетя и посоветовала вернуться домой. В Вологде подобными делами и не пахло… А вскоре тетя, не дожидаясь в Ленинграде настоящего голода, продала свою комнату в коммуналке и вернулась в Вологду, к своим, где и померла пять лет назад…

Так что теперь Тамара бродила по Питеру с каждым днем все уверенней и уверенней, знакомые места. Она перешла Мойку и, минуя Лебяжью канавку, вышла к Неве. Город готовился к празднованию своего 300-летия. В связи с чем разворотили часть набережной, чтобы кое-где заменить старые гранитные плиты. Новые плиты, с виду ничуть не лучше старых, тяжело лежали вдоль балюстрады, мешая к ней подойти. Желтый грейдер мирно стоял у тротуара, в его кабине копошилась фигура моториста. Поодаль от грейдера Тамара и нашла лазейку. Она приблизилась к балюстраде, положила ладони на холодный гранит и медленным круговым обзором справа налево последовательно повязала Троицкий мост, Петропавловскую крепость, стрелку Васильевского острова и Дворцовый мост…

Утомленные льдинки лениво плыли по течению от Троицкого моста, покрывая спокойные воды Невы белесыми морщинками. Несколько крупных чаек кружили в сизом воздухе, планируя на спины льдинок. А две чайки, осмелев, сели на балюстраду вблизи от Тамары. Забавно поджимая тонкие черные лапки, они поглядывали на нее бусинками озорных глаз. Жаль, что еще не купила булку, подумала Тамара. Она стянула с рукава плаща сумку и поставила на балюстраду. Чайки, чтобы не испытывать судьбу, взлетели, обдав лицо Тамары слабым дыханием воздуха. После минут восторга от всего этого вида мысли вновь вернулись к уже привычному и тягостному… К чему это она надела свой единственный выходной костюмчик, если и похвастать им не перед кем? Или перед теми, кто праздно гуляет по городу? Так ведь под плащом все равно не видно. Ах да, вспомнила… Поначалу хотела показать Наде, что не сердится на нее из-за той размолвки в ванной, Наде нравился костюмчик. Глупо? Может, и глупо. Только очень уж надоело смываться из дому перед приходом Николая. Конечно, могла бы и не смываться, но вряд ли Надя это будет долго терпеть.

И чего в этой ситуации больше: трусости, глупости или совести? Всего понемногу? Сбежала из Вологды от ухажера? Или та история с Жориком, товарищем Виктора. Года два Жора ухаживал за ней после смерти Виктора. Жениться хотел, да родители его были против. Тамара им нравилась, только хотели, чтобы сын женился на своей, еврейке. Они и уехали в Израиль из-за этой истории. Жора был намерен и ее прихватить, уверял родителей, что там Тамара пройдет какой-то гиюр, то есть их веру примет. Тамара было согласилась, только мать и тетка встали стеной: русская ты и русской помрешь. Конечно, никакой гиюр она бы не прошла, да и Жорка говорил: глупости все. Главное – родных ублажить. Признаться, Жора просто нравился ей и не больше. Поэтому не очень перечила матери… Были увлечения и в пединституте, куда она поступила на дошкольное отделение, а когда в девяноста пятом институт стал университетом, с третьего курса перешла на второй курс биофака. Но не доучилась – факультет перевели в бюджетники и денег затребовали. Матери, с ее заработком на молокозаводе, не потянуть. Пришлось взять академический отпуск, чтобы денег скопить. Вот и устроилась на автозаправку, к хозяину Игорю…