Владимир Тучков - Русский эндшпиль

Так что все эти разговоры о глухоте – от лукавого. А Кушнер и есть тот лукавый. Потому что Соснора – поэт-авангардист, а Кушнер – традиционалист. И, следовательно, он эстетический враг Сосноры, не гнушающийся никакими средствами для того, чтобы похоронить своих противников. А глухота тут абсолютно ни при чем.

Так что ты, когда настаиваешь на своем особом чувствовании мира, обостренном и уникальном, ничем не отличаешься от того же Кушнера. Дело в том, что нервы или же рецепторы, которые у тебя особо чувствительны, передают улавливаемые от окружающего мира сигналы в мозг. И вот уж он-то и есть та самая скрипка, которая то радостно поет, то чувственно плачет. То есть прежде всего должен быть мозг. У тебя, конечно, под черепной коробкой есть что-то такое. Но это что-то назвать мозгом – язык не поворачивается.

Вот так вот, блядь, сынок!

В общем-то, я несколько того, погорячился. Ты, конечно, человек думающий. Уже. Иначе я не затевал бы этого разговора. На правах человека также думающего. Еще. То есть не старый пока еще дурень. И в качестве как бы думающего уже человека ты подчас меня спрашиваешь: «Скажите, пожалуйста, Владимир Яковлевич, раньше было лучше, чем сейчас? Или же сейчас лучше, чем раньше?»

Вполне понятно, что для как бы думающего человека этот вопрос, подразумевающий исключительно социальную составляющую жизни, предельно глубок. Во всяком случае, он гораздо дерзновеннее вопроса, который заставлял советских людей в шестидесятые годы прошлого века подниматься с четверенек: «Есть ли жизнь на Марсе?»

Так вот, если бы я был старым дурнем, то начал бы рассказывать тебе о жертвах коммунистического режима, о всевластии партийных деспотов, об идиотизме официальной пропаганды, о цензуре. Ну и, может быть, об очередях за хлебом, которые имели место в период поднятия целины (что это такое, ты бы, естественно, не понял).

Если бы я был старым дурнем, то мог бы рассказать тебе и нечто противоположное. О хлебе по 13 копеек, о колбасе по 2.20, о водке по 2.87, о пиве по 37 копеек. (Если бы ты спросил о цене на видеокассеты или на майки с портретом Че Гевары, то я сделал бы вид, что не расслышал.)

Так вот, тебе было бы невдомек, что в этом случае мои глаза светятся огнем счастья вовсе не по поводу тринадцати и тридцати семи копеек. А потому, что тогда я девок попортил немерено, тогда мой организм переваривал гвозди и серную кислоту, тогда я взбегал на холм, чтобы раньше других увидеть рассвет.

Если бы я говорил противоположные вещи – о жертвах, всевластии, об идиотизме и о цензуре, – тебе тоже было бы невдомек, что в этом случае мои глаза пылают пламенем ненависти потому, что я не могу уже даже вспомнить о том, как девок портил немерено, как мой организм переваривал гвозди и серную кислоту, как взбегал на холм, чтобы раньше других увидеть рассвет.

Поэтому я отвечаю следующим образом: кому как. Но, в общем-то, неплохо всегда. И всем. Людям духа в этой стране во все времена живется хорошо. Потому что им всегда есть с чем бороться, закаляя дух и разрушая тело. Людям тела, в общем-то, тоже неплохо. Ну, разве что за исключением непродолжительных периодов, когда люди духа, четко сформулировав проблему и найдя способы ее решения, учиняют тотальный поворот к счастью.

Схематически это можно изобразить так. Представим себе длинный черный ящик с непрозрачными стенками, внутри которого население России занято поисками социальной гармонии. Геометрия этого ящика такова, что перемещаться в нем можно лишь в двух направлениях: вперед и назад, но никак не вбок и не вверх-вниз. Изначальное состояние населения России, переминающегося с ноги на ноги в центре ящика, – уныние и апатия.

Но вдруг в одном из концов ящика – в западном или восточном – вспыхивает яркий свет. И при помощи кинопроектора на торцевой стенке начинают показывать прельстительные картинки прекрасной жизни. Причем они прельстительны и для людей тела, и для людей духа. И население России устремляется к счастью – вначале быстрым шагом, а потом и бегом, сломя голову. В конце концов население России больно ударяется лбом в торцевую стенку.

Останавливается, матерясь, и начинает потерянно брести в противоположную сторону. И в центре ящика, когда уныние и отчаяние достигают апогея, потому что вокруг мрак кромешный, впереди, то есть уже на другой торцевой стенке, западной или восточной, вспыхивает яркий свет…

Вот именно таким образом в этом черном ящике и происходят смены общественного настроения. Это такой специфический русский инь-ян, который западные мудрецы называют «единством и борьбой противоположностей». Именно это, на первый взгляд, гарантирует незыблемость черного ящика и всего, что в нем содержится.