На вокзале в Киеве меня подхватила Анжела и помчала в свой сосновый бор. Вскоре туда явился Крис.
– Все документы на усыновление готовы. Нужно присутствие твоего мужа. А он что? Так и молчит? Я кивнула головой.
– Ладно, я сейчас по своим каналам пробью, что там случилось, – и он вышел звонить в другую комнату. За болтавней мы не заметили, как Крис вышел из дома. В сумерках глухо заурчал мотор и тускло мелькнули фары автомобиля. Я растерянно взглянула на Анжелу.
– Такого еще не было, – ответила родственница. Всю ночь мы мучались в догадках, что значило странное поведение голландца. А утроми мы хохотали, вспоминая свои детские забавы. Как вдруг возле дома остановилась машина Криса и он, одетый в официально черный костюм, появился на пороге кухни. Сухо поздоровавшись, Крис произнес:
– Наталья, Ван не приедет, он мертв. Его убили в музее при попытке ограбления скифских ценностей. Последние слова гулом пронеслись в моей голове, и я погрузилась во мрак. В глубине скифского кургана горел костер. Вокруг него, глядя на яркие языки пламени, безмолвно сидели Ван, мальчик двух лет и старик кочевник. Пыхнул огонь, и из кровавого пламени прыгнула под купол могильника шаманка. Она была в широком пурпурном платье с золотой вышивкой, на запястьях женщины звенели колокольчики золотых браслетов, пальцы украшали сияющие перстни, на голове высился сверкающий гребень. Шаманка била в золотой бубен, кружилась в диком танце вокруг костра, приговаривая: «Мое золото, мое зо —ло -то, – а потом, приблизившись, глянула на меня золотистыми зрачками огромных глаз, – не трожжжжь! «Костер зашипел и погас. Я почувствовала холод сырого утра.
Я встала и, накинув Анжелкин халатик, подошла к окну. За окном хлопьями валил снег. Сосны и ели уже успели одеться в белые пушистые шубы, все вокруг было покрыто режущей глаза искристой белизной. Зима вступала в свои права.
– Шурочка, – раздался из столовой голос хозяйки, – неси горячий бульон. Больная наша уже на ногах. В Шурочке я узнала соседку по даче, ясно, что это она куховарила, так как Анжела умела только включать электрочайник. Впихнув в меня тарелку горячего куриного бульона, женщины заставили выпить чашку чая с мелиссой (врач советовал, так как у меня был нервный срыв: глубокий обморок и горячка).
– Чего только ты не кричала! Всех нас перепугала: то про шаманку, то про Вана, то про проклятое золото. Два часа отдыха и вместе с Крисом -на вертолет. По прогнозу к тому времени снегопад закончится, -сказала Анжела тоном, не терпящим возражений.
– Я не опоздаю на похороны?
– Кто тебе сказал, что ты летишь в Нидерланды? Ты летишь в Феодосию.
– Как в Феодосию? А Ван? Он мой законный муж! – возмутилась я.
– Тебе сын нужен? Максим Ханен? Вот и езжай за ним в интернат, пока там не узнали, что ты – вдова. Крис будет доверенным лицом твоего мужа и подтвердит, что Ван болен и находится в больнице. А Вана уже похоронили так, как полагается: с почестями и соблюдая все формальности. Сколько может мальчик ждать свою маму?
От обиды на ресницах задрожали слезы.
– Ну, без сентиментов. Решили поберечь твои нервы да и мальчика тоже. Через два часа действительно распогодилось. Ожидая Криса, я вышла на крыльцо дома в длинных до колен сапогах, шубе из искусственного меха a la песец- все из гардероба родственницы; поседевшие пряди моих волос подруги спрятали под шелковую косынку, завязав ее модным узлом; опухшие от слез глаза скрыли под темными очками. Я была в полуобморочном состоянии, поэтому, куда меня везли, сколько времени заняло наше путешествие, я затрудняюсь сказать. Все время я молчала, сопоставляя факты последних дней. На все «сто процентов» я была уверена, что приходили за золотым оленем, я даже могла опознать убийц в лицо, но ни фамилии грабителей, ни место их нахождения мне не были известны.
– Мы на месте, – слова Криса вывели меня из оцепенения. Он галантно открыл предо мной дверь, и я вошла в учебное заведение.
Когда Максим появился в кабинете директора, я поняла, что Анжела была права, мальчик был уже одет, все его вещи поместились в рюкзаке, ребенок ждал этого момента, наверно, с раннего утра. Он подошел ко мне, взглянул на меня своими ясными глазами и негромко спросил:
– Теперь ты будешь моей мамой?
Едва сдерживая слезы, я ответила:
– Да, мамой Наташей. Мальчик крепко взял меня за руку и не отпускал ее до самого вагона. Только после того, как тронулся состав, я дала волю слезам. Закрыв лицо руками, я громко зарыдала. Ребенок подошел ко мне, обхватил меня своими ручонками:
Читать дальше