Андрей А. Сорокин - «А дом наш и всех, живущих в нем, сохрани…». Роман

– С кем? – не понял Мигель.

– Нгенечен – у них самый главный. Если другие что-нибудь не увидят, то от этого точно не скроешься. Он, в общем, сказал, что мужик этот пропащий, хоть и бродяга, но спрятан надёжно, душа его бродит по земле и скоро вернётся к родственникам, пусть готовят ему встречу.

– А почему ж они, эти самые духи, к вам бродягу направили?

– Как почему? У нас тут этих мапуче целый рой! Как выйдут обряды проводить – на улицу лучше не выходи.

– Это ещё почему?

– Они нас здорово ненавидят. Обиды у них крепкие. Хорошо, что мы с ними как—то прижились, а воевать страшно. Один калку на всю деревню порчу навести может, неурожай будет, коровы погибнут – нам это надо?

Мальчишка помолчал, достал из кармана горсть жареных орехов и протянул Мигелю.

– А ты сам откуда?

– Из Байреса.

– Зачем к нам?

– Да хотим с приятелем на змея посмотреть. Слыхал про Науэлито?

Рыжий мальчишка замер, посмотрел, прищурившись, и покрутил пальцем у виска. В этот момент, консервная банка, которой играли мальчишки за остановкой, со звоном упала рядом, кто—то свистнул и позвал: «Рики, ты играть придёшь или как?». Рики по—приятельски хлопнул Мигеля по плечу: «Ну, удачи!», и побежал к друзьям.

– Надеюсь, от пары глотков мате ты не откажешься, – услышал Мигель за спиной голос Хавьера.

– Ты где был?!

– Пойдём, расскажу.

Казалось, у Хавьера везде находились связи. Недалеко от автостанции оказалась мастерская художника. Стены от пола до потолка были увешаны пейзажами и странными женскими портретами. Мигель оглянулся в поисках стула. Хавьер вёл себя здесь как дома, откуда—то со стеллажей достал две складные табуретки. Сухощавый человек в линялом пончо подал им два грубо слепленных бокала с мате и молча вышел из комнаты.

– Это дон Себастьян. Он немой художник. Не слышит, но всё понимает. Наш человек, можно не беспокоиться.

– Что значит, наш? Давай уже объясни всё по—нормальному. Что там случилось в автобусе? Кто этот лысый, что за тобой погнался? – Мигель начинал раздражаться. Ему казалось, что Хавьер ведёт какую—то свою игру, но Мигель ни в какие игры играть не собирался.

– Ладно, сейчас всё расскажу, ты же мне друг, – Хавьер отхлебнул из бокала. Помолчал. Потом сделал ещё пару глотков. Мигель ждал. Хавьер, казалось, собирался духом. Потом резко вскинул голову. – Мигель, братишка, ты мне должен помочь. Я влип в одну историю и теперь либо голова с плеч, либо… А другого и быть не может. Мне дальше ехать нельзя. Я сегодня дал подписку о невыезде, тот лысый, который за мной помчался, я, понимаешь… его племянница, а он – полицейский чин… В общем, как бы тебе это поприличней рассказать. Ну, была у меня одна интрижка. По глупости, конечно, она – красотка неземная. Из индейского племени, из арауканов. Чего ты смеёшься? Я ж не знал. Она в Байрес приехала, поступать в универ. Я познакомился, улыбочки, смешочки. Ну и – любовь, это, как водится.

– Ты меня сейчас развести хочешь? – Мигель понимал, что Хавьер разыгрывает спектакль на ходу. Но досматривать его до конца у него сил уже не было. – Короче, ты скажи, что нужно.

– Нужно ей отвезти деньги в Барилоче, – резко сказал Хавьер. – Я не могу, с меня взяли подписку, никуда из Чачарраменди теперь не выехать. Я под надзором, они за мной давно следили, и теперь нашли повод. Дон Себастьян тебя вывезет за город. Адрес напишу, надо будет передать посылку в Барилоче – и всё. Сделаешь?

– А чего раньше не сказал?

– Ну… не мог.

– Гад ты, Хавьер, – Мигель никогда ещё не чувствовал себя таким опустошённым.

– Ну, извини, так получилось. Дракона найдём в следующий раз, никуда он от нас не денется.

До вечера они проспали на тюфяках в углу. Усталость дала о себе знать. Мигелю снились сумбурные сны. То дед, который ловит птицу на заднем дворе, то какой—то город, то люди, спешащие по делам в Рио.

Когда стемнело, старик вывел Мигеля через задний двор. В рюкзак спрятали небольшой пакет, залитый сургучом, Хавьер подробно рассказал, как найти нужного человека в Барилоче, сто раз извинился и всё время отводил взгляд. За деревней его уже поджидал фургон, в кузове которого были навалены тюки с мягким барахлом. Мигель уютно утроился на мешках. Водитель, широкоплечий метис, оценивающе посмотрел на спутника, пожелал приятных сновидений и пообещал, что утром будут на месте.

Часа два Мигель смотрел на крупные звезды. Путь осенял Южный крест. Он был зол на Хавьера, понимал, что тот напропалую врёт, но отказать в помощи не мог. В конце концов всё как—то образуется, вспомнил он слова деда. Тот часто учил его помогать людям бескорыстно, видя в этом чуть ли не главную свою миссию. «Всегда есть тот, кому нужно помочь, – говорил он. – Просто оглянись вокруг – и обязательно кого-нибудь увидишь!». Он вспомнил, как они с дедом даже придумали такую игру для себя. Когда ходили в воскресенье на шумный деревенский рынок, оглядывались вокруг, соревновались, кто первый найдёт человека, нуждающегося в помощи. Мигель всегда выигрывал, он—то знал, что сразу за воротами на колченогой табуретке продаёт грубо отшлифованные камни однорукая цыганка тётя Рада. Старуха была доброй, несмотря на бедность для проходящей мимо малышни в подолах цветастых юбок у неё всегда находился леденец. Её леденцы были самые вкусные. И ей всегда нужно было чем—то помочь. «Тётка Рада, тётка Рада! – кричал ей Мигель. – Чем тебе помочь?» «Ай, ты мой птенец! – смеялась она. – отнеси вот эту монетку старому Родриго, да скажи ему спасибо за ржавые гвозди, которыми он заколотил дверь в моей лачуге! А то я уже вторую неделю к нему иду, отблагодарить спешу». Мигель счастливый бежал к плотнику Родриго, на другой конец рынка, зная, что за это поручение старой Рады обязательно получит леденец, со вкусом жгучего перца. Такие умела делать только однорукая цыганка в цветастых юбках! А как получилось так, что она потеряла руку? Об этом рассказал дед. Будто в молодости ее считали самой красивой в таборе. Взять её в жены решил молодой гаучо Хосе. Он не был цыганом – это обстоятельство стало для него роковым. Таборные парни решили его отвадить от цыганки. Но куда там! И Рада, и Хосе – готовы жизнь отдать за любовь друг к другу. Получилось всё просто, цыганские ухари подстроили, чётко сработали – увели лошадь у полковника Хименеса, начальника полицейского участка, свидетели указали на Хосе. Начались разбирательства – кто что зачем. Хосе крыть было нечем, наутро потерянную лошадь нашли у него в стойле. Парню грозила тюрьма, но Рада в споре с полковником заявила, что руку на отсечение отдаст, чтобы доказать, что Хосе невиновен. Тот возьми да пошути, мол, руку принесёшь, тогда и отпущу твоего любимчика. Пошутил и пошутил. А Рада оказалась не промах.