Александра Михневич - Пончик

А ты там в своём Петербурге хоть что-нибудь читаешь? – с тревогой и надеждой спросил отец.

– Читаю, читаю. Честертона – последний раз, кажется, году в позапрошлом. Но только рассказа про дупло я у него не помню. Хотя – у меня разные подробности быстро из головы выветриваются, – честно призналась она.

– Можешь взять, тут есть в журнале.

Несколько минут они шли молча. Она не вытерпела:

– А что в том дупле?

– А вот потом узнаешь, – папа загадочно усмехнулся.

Ну, ладно, потом – так потом.

Они замолчали.

Она думала о том, что даже если папа просто её разыгрывает – всё равно, хорошо вот так идти.

Но, наверное, в этом дупле точно что-то есть.

Может, свили гнездо редкие птицы.

Или толстые ветви необычно переплелись.

Или, например, лишайник причудливо разросся, отчего и вправду похож на лешего…

А вдруг там, в огромном дупле необъятного старого дерева, тускло мерцают из темноты старинные чеканные монеты червонного золота! И дожидаются их, заботливо уложенные в кувшин – и непременно с ручками, чтоб нести удобней…

Или там живёт говорящий ворон.

Или тысячелетний друид…

Они уходили всё дальше и дальше.

В ней росло ощущение нереальности происходящего.

Дороги уже давно не было.

Их босые ноги ступали по пышной ковровой дорожке из травы – и какой травы! Ярко-изумрудная, нежная, шелковистая. И в то же время упругая, пружинистая, как матрас, оттого, что все травинки как-то эдак закручены и сплетены.

Идти по этому гибриду ковра и матраса одно удовольствие. Интересно, и что это за трава?

Ух, ты, а вот другой ковёр: она прошлась и по нему, для разнообразия: трава не такая яркая, но упругая и ещё более пушистая.

Ей казалось, что она забрела в какую-то сказку, нечаянно наткнулась на дивную поляну с волшебным пейзажем.

Она смотрела во все глаза.

Благоухают высоченные цветы. Молоденькие деревца тоненько звенят листочками. Травы всевозможных оттенков зелени…

Так ведь это действительно только зелёный цвет. И кое-что из жёлтого.

Зато здесь собрана, кажется, вся палитра зелёного, все нюансы и полутона, какие только бывают на свете. Изумруд травы, малахитовая с прожилками листва, тёмно-белёсые подушки мха, оливковые стебельки, фисташковые травянистые кустики, бирюзовая причудливо-резная трава, на ощупь плотная, словно кожаная.

И опять трава – в толстых пучках салатовых оттенков.

И ещё что-то там вспыхивает на солнце морской волной. Самоуверенно блестит жёлтым глянцем куриная слепота, и грациозно покачивают нежно-лимонными бутончиками их соседи.

Вдруг сплошная стена кустарника сбоку разомкнулась – и взору открылись другие кусты: вроде бы тоже зелёные, но увитые золотыми нитями, аж горят на солнце.

Она ахнула. Будто боярыни в богатых шубах из золотой парчи с роскошным подбоем!

– Похоже на хмель, – сказал отец.

Она пригляделась.

Длинные тонкие стебли, словно сплетённые в шаль и наброшенные на ярко-зелёные пышные кусты, усеяны хризолитовыми шишечками, обсыпаны пенными янтарными блёстками и припудрены махровой бледно-золотистой пыльцой.

– Откуда это всё? – спросила она, поражённая.

– Это старица, прежнее русло реки, – объяснил отец.

– А-а-а, – протянула она, – тогда понятно.

Обратно шли молча.

Солнце уже стояло высоко, разливаясь окрест гигантским яичным желтком. Светило и грело, и было жарковато.

Собаки аккуратной трусцой бежали впереди, высунув языки и не тратя силы на шалости.

Она ещё не заходила в такую даль. Наверное, километров двенадцать пройдут. Очень уж долгая сегодня прогулка.

Ну, и хорошо. Она находилась под впечатлением от увиденной красоты.

Вот и развилка.

Папа остановился.

Оглядел старые деревья, упёрся в бока руками в закатанных по локоть рукавах лёгкой рубахи.

И, лукаво улыбаясь, сказал ей с вызовом:

– Боишься?!

Она коротко рассмеялась и пошла к дереву.

Мама прошла с собаками вперёд по дороге и остановилась поодаль.

А они с отцом вошли в густую тень растущих старинных великанов. Их необъятные стволы с густыми развесистыми кронами создавали шатёр с откинутым пологом.

– Смотри, – сказал отец, когда они остановились в шаге от дупла.

Да, отверстие действительно очень большое, с вычурными краями, уходящее глубоко вниз.

– А что там внутри?

– Смотри внимательней, – папа в шутку заговорил утробным голосом прорицателя.

– А что там должно быть?

– Каждый видит своё, – продолжал он в том же духе.