Елена Фёдорова - Учитель изящной словесности. Роман

– Не желаете уток стрелять, так мы вам, барышня, зайцев организуем, – говорил Алексашка, чтобы угодить Соне. – А коль и зайцев вам не нужно, так можно просто на лошадях по полю скакать. Это полезней, чем глаголы зубрить.

– Полезней, – соглашалась Соня. – Но и без глаголов не обойтись. Я же не простая барышня, а королевишна будущая.

– Так-то оно так, Сонечка, да лучше бы ты стала моей суженой, в сарафан наряженной, чем холодной белолицей королевой ряженой, – сокрушался Алексашка.

– Почему белолицей? – удивлялась Соня.

– Да потому, что все королевишны на кукол бездушных похожи, – отвечал он, не зная о существовании манекенов и зеркальной комнаты во флигеле, в которой нынче побывала Соня.

Эта комната из её головы не идёт. Зеркала вращаются вокруг своей оси, то скрывая, то открывая гипсовых Галатей.

– А такой, как вы, София Максимовна, у меня нет, – слышится голос модистки. Соня зажимает уши.

– Нет и не будет такой, как я, – шепчет она. – Мой прапрадед Грендаль – победитель, значит, и я не пропаду. Не зря же я такую звучную фамилию ношу. Я – София-воительница. Я за себя постоять смогу.

Это была последняя мысль перед тем, как Соня погрузилась в сон. В сон ли?

Комната качнулась и поплыла куда-то, словно корабль по волнам. На берегу остались все, кто был любим и дорог Соне. Впереди ждала неизвестность. Но она не пугала, а манила своей новизной. Соня вошла в расписной терем и попала в зеркальную комнату модистки. Увидела на стуле свое платье, хотела взять его, но в последний момент отдернула руку. Что-то её насторожило. Что? Присмотрелась. Воланов у платья нет. Куда они подевались? Неужели их отрезала мадам Ирма?

– Отрезала, отрезала себе на бусы, – ответили на немой Сонин вопрос сразу несколько манекенов, выглянувших из зазеркалья. Но это были уже не манекены, а воспитанницы пансиона. Они звонко рассмеялись, поманили Соню:

– Идите к нам, к нам, к нам.

– Неужели вы, София Максимовна, настолько трусливы, что не осмелитесь сделать шаг?

– Я ничего не боюсь, – ответила Соня. – А не иду я к вам потому, что мне нечего делать в зазеркалье.

– А мы хотим, чтобы вы к нам шагнули, – закричали воспитанницы, пытаясь схватить Соню за руки. Она вскрикнула и проснулась.

Приподнялась, потёрла глаза. Комната пуста. Ни Тони, ни Кати, ни Вали нет. Их кровати аккуратно заправлены, окошко приоткрыто. Слышно, как капли дождя стучат по листьям. Эта мелодия Соню успокоила. Она подошла к окну, встала на цыпочки, вдохнула осеннюю прохладу, подумала о том, что жизнь в пансионе не так уж несносна, как ей показалось вначале. Жить здесь можно…

А вечером Сонино настроение изменилось. Она была вне себя и ругала несносный пансион за то, что вредные учителя требуют невозможного. Никто из них не желает понимать, что Сонина голова не в силах вместить сразу столько ненужной информации, которую они усердно впихивают туда. Соня сопротивляется, возмущается, требует пощады, в то время, как остальные гимназистки безропотно выполняют задания учителей.

– Неужели воспитанницы не люди, а манекены? – воскликнула в сердцах Соня и, чтобы проверить свою догадку, ущипнула за бок соседку по парте Татьяну. Та противно взвизгнула и возмущенно прошипела:

– Вы, Вы, Вы… Какая низость, так вести себя, София.

– Простите, я не нарочно, – Соня потупила взор. Раз Татьяна так реагирует на её шалость, значит она живая барышня, а не манекен.

– Я больше не буду, простите, Татьяна. Это случайность.

– Случайность, – фыркнула Татьяна. – Надеюсь, это в первый последний раз.

– В последний, – подтвердила Соня. – Я здесь долго не задержусь. Я скоро уеду, вот увидите.

– Все так говорят, – Татьяна улыбнулась. – Я тоже думала, что сбегу отсюда через неделю, максимум – через две, но… Я здесь уже пятый год. И у вас, Сонечка, ничего не получится.

– Посмотрим, – Соня улыбнулась.

– Да тут и смотреть нечего, – Татьяна поднялась и вышла из класса. А Соня ещё долго сидела за партой и смотрела на чёрную доску, на которой белым мелом были выведены какие-то формулы.

Соня так долго на них смотрела, что они превратились в белое снежное поле, по которому помчались расписные санки…

– И-эх, мороз-воевода, дай ходу! Не морозь, не пугай, лучше снегу поддай! – звонко кричит Алексашка, разгоняя коней.

Ветер свистит в ушах. В лицо Соне летит снег. Алексашка поёт громко. От этой песни на сердце у Сони сладкая истома.