Игорь Тарквимада - Пьесы о совести и чести

Авдей:

– Прости, брат. Любава душу мою затмевала

Серафим:

– Простить, говоришь. Простить за то, что от батьки отвернулся, когда его с полонянами вели, а потом, как старшому отряда, который он собрал и с которым татар бил, голову секли. Ты спужался, что и тебя с батькой……, или что, опять скажешь, Любава затмила…? Нет, жизнь свою поганую потерять спужался.

Емельян:

– Серафим, ну шибко ты …, не шибко его пытай, асемнадцать годков ему тогда минуло, душа его еще не утвердилась.

Серафим:

– А когда сестренку нашу, Авдотьющку, поганые сильничили, а матку порубали, за то, что кинулась защищать ее, это как?

Бьет на отмажь Авдея. Авдей падает, а потом медленно встает. Емельян вскакивает, хватает Серафима за руки

Емельян:

– Охолонь, охолонь, Серафим. Не он же это делал.

Серафим садится, вытирает ладонью глаза, имитируя слезы. Садится Емельян, Медленно садится Авдей из под лобья поглядывая на Серафима. Выбегает маленький Панкрат, в руке у него маленький деревянный меч.

Панкрат:

– Дядя не плачь, на тебе меч, всех татар побьешь.

Серафим (гладит Панкрата по голове):

– Да я не плачу, вырастишь, поймешь, что иногда дядькам в глаза соринки залетают, дюжа тяжкие, вот и слезятся глаза.

Емельян:

– Панкратка, беги, играйся в другом месте

Панкрат убегает со сцены.

Серафим (говорит с болью и горечью в голосе):

– Да не он, но он был там и все видел, и не заступился ни за батьку, ни за матку ни за сестренку. Да не он, руки его не делали, зато душа его делала, отступничеством своим. Продал он душу свою поганым. Как же я такое забыть смогу?

Авдей:

– А ты знаешь, сколько я страдал, как сердце мое разрывало.

Серафим:

– Что страдал? Видно шибко ты страдал, что и дальше татарам служил, они всех….,а ты им служил, подлая душонка твоя. И не пытками, ни катаньем тебя заставляли, по воле своей ты им служил. Все думку лелеял, с Любавой быть. И не из-за смерти батьки, матки и сестренки ты страдал, а страдал ты от того, что Любава из шатра ханского счастливая выходила, а ты зрел это и ее радость душу твою разрывала, и затмевала боль и страдание родителев наших. Вот почему ты страдал. Не было тебе больно за родных, за Русскую землю, за плоть свою поганую ты страдал. Душа твоя змеиная, токмо о себе печешься.

Авдей:

– Но я же ушел от татар, сам ушел, ночью ускакал.

Серафим:

– Ускакал, когда Аспарул, Любавой натешился, а потом тебе за верную, подлую службу твою отдал. И ускакал ты потому, что уже ни кому не нужен стал со своей…. (серафим плюет в сторону).

Небольшая пауза около минуты.

Серафим:

– А ты Емельян змею эту у себя на груди пригреть хочешь. Смотри Емельян, отрыгнется тебе твое добро, ядом змеиным отрыгнется.

Серафим зло смотрит на Авдея, слегка поднимается со скамьи, руки сжаты в кулаки. Авдей слегка отстраняется от Серафима. Емельян останавливает их.

Серафим:

– Авдей, уходи, на тебе кровь батьки с маткой, как людям в глаза смотреть будешь. Ты же здесь с татарами….гулял. Люди тебе не простят, как в глаза им смотреть будешь. Не мытаньем и катаньем тебя татары понуждали, а по воле своей ты с ними был. Людей постыдись.

Емельян:

– Хватит! Село татары шибко порушили, надобно поднимать его, отстраивать. Людей нет. Так что Серафим, Авдей, со своей Любавой, останется у меня. Нас с сынишкой, моим Понкратом, не шибко стеснят.

Серафим:

– Ну, смотри Емельян. Отплатит он тебе, как батьки с маткой отплатил. Ты то его защищаешь, оправдать хочешь, а он, доведется ему, черным злом тебе отплатит. Нутро его такое.

Емельян:

– Нет, Авдей по недомыслию и по слабости души своей татарам служил, по слабости, а не по подлости и выгоде.

Авдей:

– Да, по слабости, братка, я не подлец

Серафим:

– Ты не брат мне, Каин. А подлость твою душевную время покажет.

Затемнение сцены. Голос через репродукторы:– «Прошло несколько лет, та же хата, Авдей стал старостой села».

В хате сидят Авдей, Серафим, Емельян и взрослый Панкрат сын Емельяна, Панкрат с опущенной головой, Емельян в углу, то же с опущенной головой.

Панкрат:

– Дядя Авдей, прими в село, ты же староста, как ты скажешь, так и будет.

Авдей (говорит высокомерно):

– Люди не поймут. Ты в полоне у татар кем был, надсмотрщиком, Руссичей сек. Кровь Русскую пущал.