Ол Томский - Черно-белое кино

«Говорят, Эдик Хиль стал мистером Трололо! Куда подевалась душевность, мелодия?! Сумбур вместо музыки!», – мысленно произнёс Степан Тимофеевич, и горестно добавил: «Мир незаметно сходит с ума».

Жильцов в квартире не было. Все уехали загород, на природу. Кто на электричке, кто на маршрутке, а кто—то и на новой кредитной машине. «Нувориши облупленные», – сыронизировал Степан Тимофеевич.

Проходя мимо туалета, и, припомнив утреннюю мучительную задержку, решил опорожнить мочевой пузырь, измученный хроническим простатитом. Рядом с туалетом была приоткрыта дверь в ванную. Чуткий слух Степана Тимофеевича уловил одиночные капли из крана.

– Опять, Семенова! Никогда не закрутит барашек.

Войдя в туалет и приспустив брюки, он отчетливо услышал из общего с квартирой Родионовых воздуховода:

– Ты меня любишь?.. Скажи, что любишь.

Степан Тимофеевич медленно присел и резко привстал, ощутив голым задом холод унитаза. Замер в ожидании, но ничего не последовало. Опустив стульчак и удобно расположившись, Степан Тимофеевич снова прислушался, но больше ничего не услышал.

– Наверное, показалось, – решил он, и стал делать своё дельце. В это время из—за стены донеслось:

– Я тебе надоела?

– Нет.

– Скажи, что любишь. Скажи, что никогда не забудешь.

У Степана Тимофеевича слегка оттопырились уши. Он улыбнулся. Лицо его изобразило легкое удивление. Он напрягся, пытаясь услышать что—либо ещё, но услышал, как наверху, этажом выше, завизжала дрель.

Покончив с туалетом, он натянул брюки. Торопливо прошёл в свою комнату, шаркая домашними туфлями, с некрасиво замятыми задниками. В голове навязчиво зазвучало: «любишь, не забудешь; любишь, не забудешь; любишь, не забудешь».

– Фу ты, ну ты, – с досадой подумал Степан Тимофеевич, – это же наверняка из квартиры Родионовых. А они уехали… всей семьёй и уехали. В Крым под Алушту. Может кого—то впустили пожить. На время. Ну, да ладно… подумаешь, наверное, и ключи им оставили. Присмотреть за квартирой.

После утомительной жары пришёл хороший августовский вечер. Степан Тимофеевич принял снотворное и отправился в уборную. По дороге он вспомнил неожиданный диалог и невольно улыбнулся: «любишь, не забудешь…».

– Надо же, какая настойчивая!

Войдя в туалет, Степан Тимофеевич на секунду замер. Прислушался, устремив взгляд на воздуховод. От слабого потока воздуха на решетке дрожала паутина.

Быстро закончив с туалетом, вышел в коридор. Пройдя ванную, по привычке, остановился у двери в кладовку. Здесь у него, как и у всех жильцов, хранилась картошка. Подумав, вошёл убедиться, что всё в порядке. Выходя, услышал из—за тонкой перегородки, отделявшей квартиру:

– Какой это был подонок!

– Но ведь он сделал тебя депутатом.

– Вот именно.

Степан Тимофеевич от неожиданности вздрогнул. Хотел сразу уйти, почувствовав себя неловко, но профессиональное любопытство пересилило. Он задержался.

После долгой паузы, когда он уже собирался уходить, отчётливо услышал, что произнёс неприятный голос:

– Конечно, мне перепадало кое—что, но, не миллиарды…

Депутат, миллиарды… коррупция – мысленно завершил Степан Тимофеевич логическую цепочку.

В голове его закрутились пестрые картинки событий, реальных и не очень, вперемешку с обрывками телевизионных сериалов. Однако Степан Тимофеевич был не так прост, как это могло показаться на первый взгляд. Он имел опыт расследования подобных явлений.

Известные события, предшествующие разоблачению культа личности, и не только, были ещё свежи в памяти секретного сотрудника НКВД Степана Тимофеевича Садоводова. Долгое время работавшего на органы под именем Легковес. Его вторым неофициальным оперативным именем была – «цепкая хватка».

Он приблизился к перегородке в надежде услышать продолжение разговора, но расслышал только легкое похлопывание и грудное бормотание.

– Надо будет присмотреть за этой квартиркой, – подумал Степан Тимофеевич, и долго ворочался в постели, прежде, чем незаметно заснул.

Ему приснилась явочная квартира на Каляева, и майор Федун – куратор из Большого дома на Литейном. Он долго смотрел на Степана Тимофеевича тяжёлым взглядом, мерно постукивая крупными ногтями по краю стола, и раскатисто произнёс:

– Помните Легковес, осторожность и бдительность!

Степан Тимофеевич неожиданно проснулся. За окном шёл дождь. Капли стучали по подоконнику. Стекали по стеклу.

Поутру, посещая туалет и проходя мимо кладовки, Степан Тимофеевич напряг свой острый слух, но ничего не услышал.