Ольга Погодина-Кузмина - «Не чужие» и другие истории

Вчера снова приходил тот незнакомец. Оставил охрану на лестнице – только теперь я заметила, он ходит с охраной. Снова принес фрукты и конфеты, печенье, масло, шоколад. И отдельно на блюде – жареную рыбу с картофелем. Мы устроили пир.

Говорил – если бы всё шло своим чередом, я бы сегодня танцевала в жарко натопленном зале Дворянского собрания или в Царском Селе, а он, скромный переводчик, сопровождающий высокую делегацию, один из всей публики ощутил бы мое одиночество. Говорил, что чувствовал именно это, хотя я убеждала – нет, вовсе нет, я всегда танцевала радость!

Помнит все мои спектакли – каждую партию, каждый год, каждый месяц и день. Это странно, ведь многое я сама давно забыла. Хранит программки, билеты с премьер. Помнит, в каких платьях, в каких драгоценностях я выходила на каждом бенефисе. Говорит, что товарищи по партии подсмеиваются над ним за старомодное увлечение балетом.

Искала в нем признаки жеманства, присущие мужчинам, которых манит к балету жар любострастия, обнаженная телесность других мужчин. Один из них когда-то с изысканной любезностью признался: «Есть вид физического наслаждения, которым я никогда не смогу оскорбить даму». – «Ах, князь, вы готовите себе очень грустную старость», – ответила я…

Нет, нет, он не дает повода усомниться. Он исполнен рыцарства и мужественности.

Как давно я не слышала стихов! Как давно в этих комнатах не звучала иностранная речь. Du bist im Schnee begraben, mein Rusland…

Он дал понять, что близок к высшим кругам и знает их цель. Оказывается, катастрофа преобразила мир не повсеместно. В Африке нет снега – напротив, там установился благоприятный климат, близкий к субтропическому. Там создается новое государство предприимчивых людей, с фантастической скоростью строится оборонительная линия…

Говорил, что не сочувствует страданиям богатых. Что сам он такая же дрянь, уходящая натура. Он образован, знает шесть языков, не считая двух мертвых.

Мир никогда уже не станет прежним, а новый мир скоро забудет смысл таких вещей, как балет, стихи, философия, этика вместе с эстетикой. Люди будут знать лишь смысл хлеба и одурманивающих веществ. И удовольствия грубого разврата. Говорил, что в оппозиционном правительстве все опиисты, наркоманы. Их сексуальная жизнь принимает странные формы.

Сказал, что принято тайное решение о расстреле Властителя и его семьи, содержащихся в казематах в Кремле. Что этот гуманный приговор – уступка западным державам. Но для главы правительства, министров, губернаторов областей и членов их семей будет применен протокол казней номер один. Это значит – вырывание ноздрей и языка, прободение внутренностей через сажание на кол и всесожжение в жертву новым богам. Точная дата народного торжества пока не назначена – звездочеты вычисляют день благоприятного положения планет.

Я заметила, что, когда он говорит, он становится очень красив. Басурманский принц. Смуглая кожа не розовеет, а бледнеет от волнения.

Откланялся в девять вечера, испросив разрешения навестить нас снова. Очень корректный, затянутый в эту элегантно-зловещую униформу, которая раньше так пугала меня.

Вот только глаза… Как он раньше ходил среди людей неузнанный, с этими нечеловеческими глазами?

Ольга слушала с трепетом, словно хотела броситься к его ногам. Ночью она рыдала в своей постели. Говорит, что ей жаль дочерей Властителя. Она бывает очень впечатлительной, это утомляет.

И всё же меня что-то в нем беспокоит. Не люблю людей с задней мыслью. Никак не могу вспомнить. Не могу вспомнить, где я видела его лицо…

Вспоминаю прошлое, будто раскладываю пасьянс. Карты перемешаны на столе, как умершие и живые в моей памяти. Остается только наблюдать, в какой причудливый рисунок соединятся их судьбы.

Каждую жизнь можно рассматривать лишь как последовательность случайностей.

Если бы отец не оставил семью, если бы мать не приехала в Петербург в отчаянном стремлении поднять на ноги троих детей, один из которых был безнадежно болен… Если бы она не преуспела в своем желании правдами и неправдами устроить младшего сына в Императорское училище, на казенный счет. Чиновничье жалованье, возможность обрести высоких покровителей, пенсия по выслуге лет. Хотя и скудно, но обеспеченная старость…

Если бы был безвозвратно исключен из школы за мальчишеские шалости? Если бы не русые волосы, чистая кожа, ясный взгляд? Если был бы некрасив, как сестра Бронислава, чей удел навечно – терпение и труд, силовые, характерные партии, робкий взгляд из тени великого брата?