Наталья Белинская - Бусы Мнемозины. Роман-лабиринт

– Соня, а сделай мне стаканчаю!

Я долго думала, что любимый дедушкин напиток так и называется: стаканчаю. Это чай, но там очень мало заварки, поэтому он имеет золотистый цвет, и делать его можно только в стакане с подстаканником. Отсюда и название.

А еще я в детстве слышала, что есть такая книжка – про рыцаря, которого звали Донкий Ход. Донкий – наверное, потому что он был испанцем, доном, но тонким, а Ход – потому что на месте не сиделось. И он мне представлялся похожим на дедушку: энергичный, худой, только повыше – все-таки рыцарь, надо доспехи носить, а на невысокий дедушкин рост вряд ли делали…

***

– Бабушка, дай, пожалуйста, десять копеек!

– Зачем тебе?

– На мороженое!

– Ты сегодня уже ела мороженое.

– Ну, в кино с девочками схожу.

– В один день – и мороженое, и кино? Не слишком много? Сегодня не праздник! Ладно, возьми, но завтра не проси!

Ничего, у меня дедушка есть!

– Дедушка, дай, пожалуйста, десять копеек!

– Вот, на, возьми двадцать. А зачем тебе?

***

И внешне, и по характерам бабушка и дедушка полностью отличались. Правда, оба – очень добрые, но эта доброта выражалась по-разному: открыто и порывисто – у дедушки, тихо и сдержанно – у бабушки.

Дедушка – смуглый, сухощавый, болезненный; при этом большую часть жизни он провел на физической работе, в разъездах, рыл окопы во время войны – и выдерживал все. Он как бы законсервировался в определенном возрасте и больше не старел. Людей с такой внешностью я потом увидела в Израиле. Их называют сефардами – «испанцами», поскольку это выходцы из Испании, хотя оттуда их изгнали еще в пятнадцатом веке. И здесь же, в Израиле, я услышала странные тягучие напевы: похожие мелодии без слов иногда напевал дедушка. Когда я спрашивала, что это, он отвечал: «Ария из оперы «Не тяни меня за ухо». Но с ушами все было нормально: у дедушки и всех его многочисленных братьев и сестер был прекрасный музыкальный слух, а его младший брат уже после Отечественной стал профессором консерватории по классу скрипки. Мне это качество, к сожалению, не передалось.

Бабушка – белокожая и зеленоглазая пышечка, типичная ашкеназка, как именуют евреев из Центральной Европы, крайне сдержанная и немногословная, в отличие от дедушки – типичный интроверт, никогда не жаловавшаяся на здоровье. Прервать ее домашние хлопоты и обихаживание большой семьи могло только резкое падение давления, когда ноги вдруг подкашивались, или периодически повторяющееся воспаление легких – и то она вылеживала не больше нескольких дней. И при этом я не могла представить их друг без друга. Самые сильные их разногласия выражали в дедушкиной фразе, произносимой сокрушенным тоном: «Ах, что ты за человек?». Бабушка обычно на этот риторический вопрос ничего не отвечала, но поступала по-своему, то есть правильно.

***

– Скажите, откуда вы родом?

– Из Донбасса.

– Удивительно! У вас прекрасный литературный русский язык – это редкость в наше время! И никакого акцента, никакого говора… Наверное, такая речь из семьи, от бабушек-дедушек?

– Именно так.

– А кто из них был филологом?

– Никто. У них даже системного образования не было.

***

Да, и у дедушки, и у бабушки был совершенно чистый и богатый русский язык, хотя они происходили из совершенно разных семей и по-разному провели детство и юность. Дедушка и на украинском разговаривал так же легко и красиво, бабушка – не знаю, не слышала. Между собой они беседовали на идиш – в основном тогда, когда обсуждали методы воспитания детей (в частности, меня), и я начала понимать этот язык на чисто интуитивном уровне. Дед был очень коммуникабелен, и на моей памяти приятельствовал с половиной города. На идиш он мог заговорить и на улице – с любым знакомым евреем или даже с незнакомым человеком, если что-то в его внешности выдавало соплеменника. Бабушка просила его так не делать, поскольку опасалась каких-нибудь неприятностей, часто случавшихся с евреями в истории Украины. Но Донбасс интернационален по сути своей: в этот богатый черноземом и углем край, промышленный центр, с девятнадцатого века люди тянулись за работой, а после двух мировых войн именно он помогал стране встать на ноги. В этой «всесоюзной кочегарке» все находили себе место – русские, украинцы, евреи, татары, греки… Именно Донбасс через много десятилетий станет камнем преткновения для неофашизма, поднявшего голову на Украине, и примет на себя страшные удары гражданской войны. Но в пятидесятые-шестидесятые годы, конечно, такое даже в страшном сне никому не могло привидеться, и бабушкины опасения, к счастью, были напрасны.