Александр Непоседа - Россыпи. Избранное

путь, средь холода камней,

теней мостов, и перекрестков зыбких,

лишь только я губами припаду

к ее озябшей и чарующей улыбке.

Мы станем в поздний час

бродить под облаками,

немыслимой Венеции;

средь уличных кафе

ночного плеска волн,

в плену вина, цветов,

и ярко-пряных специй,

и на ветру я буду целовать ее

глаза – с упрямою мольбою.

– Нет, нет, не уходи! Мне так легко

с тобою, и сладко – близко быть,

и слушать голос твой, и отзвуки

шагов над дымной мостовой. И со щеки

прохладной – не спеша – губами

снять дождинку, не дыша…

Корни его древнего рода терялись на узких каменистых улочках, задымленных прогорклым маслом жаровен, просушенного арахиса и миндаля. Скрипели колесами неповоротливые арбы груженые виноградом, персиком и абрикосом. Хрипели бараны перед забоем для шурпы и раскаленного шашлыка. Золото заката и аромат влажной зелени под глухой ропот моря.

Жизнь текла среди тысячелетней пыли и полуслепых построек старого Эминёню, зажатого между бухтой Золотой Рог, Босфором и Мраморным морем. Гроздями увядших от времени, скрученных вековой тяжестью корневищ древних деревьев, разбегающихся вдаль, тянущихся узлами к кладбищу, где ещё сто лет назад можно было прочесть на полуистлевших камнях надписи – сверстников по годам с началом строительства Ай-Софии.

Потом город пал, словно расшитый ковер под ноги упрямых турок. С тех пор все мужчины его рода, верно служили халифату. Осман уже не мог установить истину, она таяла, как невесомая дымка над Босфором.

А рассказы деда, его жуткие воспоминания о прошлом, когда невозможно было отличить правду от вымысла, где смешались государства, правители, набеги, ослепительные богатства и кровавые войны.

А всё началось с Хризополиса. Так назвали его греки. «Золотой город» – раскинувшийся на Анатолийском полуострове, разбогатевший на пошлине, взимаемой с племён.

А может он получил имя за золотистые искры закатного солнца, рассыпаемые по стенам домов. Кто помнит? То было время нашествия персов.

После этого возникла на берегу пролива Кадыкея. Кадый – прокурор, которому была дарована территория в удел. Именно здесь прошёл за тенью веков и парчой безмолвия первый Вселенский собор.

«Здесь остановился Господь

Сказав – вот место царям и народам

Возвеличивайте добрыми помыслами».

Взлетали к синему небу острыми иглами минареты, не отставали в блистающей отточенности и ятаганы воинов Сулеймана Великолепного. Боевая отвага набегающей волной накатывалась на сопредельные страны, возвращаясь с несметными сокровищами, где сверкали ожерельями красавицы северного Причерноморья и Руси.

Синева глаз одной из них, и имя сохранилось – Чаруша, ставшей женой Селим-Паши проявлялась неизменно и ярко в мальчиках и девочках, став отличительной и благородной особенностью рода, дотянувшись до Османа, добавив ему нежную розовость щёк праславянки.

Впервые он почувствовал их вспыхнувший жар, когда случайно увидел купающихся девочек среди округлых камней и пены морского прибоя. Их обнаженность вызвала неясное томление, заставившее броситься домой, во дворец, упасть на колени и прочесть молитву.

Жаркий воздух втекал в распахнутые двери, шевелил легкую ткань занавесей окон, сдавливал сердце.«Аллах корсун».

Сжатые ладони, прикосновение ко лбу, губам, груди. Толчки сердца.

Видение одной из увиденных не покидало. Влажная от воды, светлые волосы. Мягкий изгиб спины.

«Аллах корсун».

Он снова начал читать суры из Корана.

Мраморное море видело многое. По ночам глухо шумели волны, вспыхивали далёкие зарницы. По утрам над берегом струился туман, кричали чайки, вторили им оголодавшие ослы, натружено, горько, жалуясь на судьбу. В обвисших парусах фелюг отсвечивало солнце, пахло водорослями, медузами, промокшими снастями и рыбой.

Разноплеменный тысячеголосый шум плыл над великим базаром. Курился и плавился дым, дразнящий ароматом прожаренного мяса. Сновали разносчики воды. В тени, а то и на солнцепёке скованные между собой за запястья сидели мускулистые рабы, обожжённые солнцем и ветром, ожидавшие своей участи. Удушливый фимиам фиников стлался в горячем воздухе.

Внезапно, подобно огненной буре, прошелестело в воздухе – «Селим-Паша»!