Юрий Буковский - Логанчик Миша. Проза

– Со своего как-то неудобно брать, – попытался Шапкин придумать новую отговорку.

– Неудобно?! – снова взбеленилась супруга. – Неудобно на потолке спать – одеяло сваливается! Ты вспомни, как наша Викочка в таком же университете училась?! По сто пятьдесят тысяч каждый год в кассу! Так мало того – ещё и в каждую учёную волосатую лапу сунь! И уже без счёта! Мы же истрепались, обнищали все! И ты жалеть этого профессора собрался? Да у него денег наворовано – куры не клюют! – Она сняла со сковородки очередной блин и снова решила перейти к уговорам. – Пойми, твоему профессору всё равно без взятки ничего не оформят. Либо ты с него стрясёшь, либо риелторы. Машину купишь, с начальником поделишься – хоть раз жизни ему угодишь. А если будешь просить бесплатно провернуть, он решит, что ты всё себе хапнул, – придумала она новый довод. – Под зад коленом тебе поддаст и полетишь с работы как миленький. Пойми начальнику всё равно, кто ему поднесёт. Тебе не всё равно. Свой! Если уж этот профессор такой свой, пусть ещё и отдельно тысяч пятьдесят тебе лично поднесёт – за безопасность, за то, что ты тоже свой, и не кинешь. В общем, так, – она отложила поварёшку и грозно уткнула руки в боки, – если ты эти деньги прохлопаешь, домой лучше не приходи. В этой своей конторе и ночуй.

Шапкин хоть и возражал, но понимал жена права – без взятки Баранова замотают с документами, заставят собирать и переделывать справки, разрешения, сидеть в очередях месяца два, три, четыре, пока не он догадается, что надо платить. А шефу и в самом деле без разницы, кто пополнит его озерцо в сейфе – Шапкин или риелторы.

Подбивая мужа на взятку, жена затронула самую больную его струнку – он мечтал о машине. И даже не потому, что ему постоянно приходилось возить на дачу в автобусе тяжести. Он привык таскать на себе вещи, рассаду, банки с соленьями, вареньями. С самым громоздким помогали сердобольные соседи. Здесь было другое, это была мечта.

Перед тем, как заснуть, он долго ворочался, вспоминал свои, детские поездки с родителями в деревню. Счастливый отец за рулём зелёного, как кузнечик, тарахтящего «Запорожца». Рядом с ним в лёгком цветастом платье мама. Двери в «Запорожце» были только у первого ряда сидений, и им с младшей сестрёнкой укладывали сзади у боковых стенок машины подушечки, чтобы они могли в дороге поспать. Они укладывались валетом, на коротком сиденье надо было подтягивать коленки, сворачиваться калачиком. Сестричка вредничала и пихала его своими сандаликами, показывая, что ей тесно. Он уступал ей, вставал. Она как обезьянка поднималась тоже. И оба они, глядя из-за спинок сидений на дорогу впереди, начинали гудеть и реветь – натужно, как два моторчика, и старательно крутить воображаемые рули. Потом сестричка решала, что пора петь песни, мама подтягивала. Когда её скудный детский репертуарчик заканчивался, малышка, уже без всяких слов, пищала и кричала, считая это тоже весёлой песенкой. Потом и это ей надоедало, и они снова вдвоём начинали гудеть как моторчики и крутить воображаемые рули. Родители не останавливали их, только смеялись.

Двигатель в «Запорожце» постоянно перегревался, дымился, отец тормозил, и они сестрёнкой с маленькими цветастыми ведёрками в руках, бегали к какой-нибудь луже, или слезали с обочины вниз, к канаве, в зелёную сочную осоку, а потом охлаждали шипящий мотор, поливая и брызгая на него водой.

И эти поездки, дорога, проплывающие за окном верхушки деревьев, лягающаяся тихонько сандаликом сестричка, песни, гудение, остановки, лазания к канаве и все эти отцовские мучения с мотором, вспоминались сейчас, как счастье.

«В детстве беспричинной радости много, потом её становится всё меньше и меньше. У взрослых её вообще, – размышлял Шапкин. – И чтобы вернуть её, люди придумывают себе всякие штучки: дорогие покупки, курорты, каких-то любовниц, любовников. А счастье снаружи всё равно не приходит. И внутри оно кончилось».

«Мне, например, „Лексус“ не нужен, – вовсе не относя к себе свои же соображения о достижении счастья, теперь, когда недавно ещё несбыточная мечта могла, наконец, воплотиться в жизнь, очень конкретно размышлял Шапкин. – Я хочу простую, надёжную машину – „Логан“. Цвет возьму тёмно-серый металлик – красивый и немаркий. Назову его Мишей. Пусть будет „Логанчик Миша“. Жена права – это случай. Баранов свой, не подставит, не подведёт. Объясню ему, что без подмазки ничего не получится. Он умный человек, учёный – поймёт. Не я эти порядки устанавливал. А машину пора купить. Действительно – а вдруг дочка родит! К ней мотаться придётся, с ребёнком помогать, на дачу, на воздух его возить».