Сергей Хоршев-Ольховский - Избранное

– Дед, ты опять гусей не выгнал на траву?

– Выгнал, с самого утра.

– Да как же выгнал, коль они во дворе гогочут!

– Остепенись! – повышал голос дедушка. – Говорю выгнал, значит выгнал!

– Тогда гуси вернулись! – упорствовала бабушка.

Они оба поспешно выбегали из свежепобелённой хаты во двор и добродушно ворчали на скворца-пародиста, подражавшего целому стаду гусей. Мычал он телёнком, блеял овечкой, и бабушка опять бранила дедушку, что он вовремя не вывел скотинку пастись. А когда выяснилось, что это новые проделки скворца, они опять добродушно ворчали на него и заодно гордились, что он у них самый умелый из всей округи.

Им было отчего гордиться. Скворец даже научился подражать по утрам пускачу* трактора, за что его особо хвалил тракторист, у которого поломался будильник.

Раньше в каждом дворе был на длинной жердине* скворечник. Если он ветшал или по какой-то другой причине становился непригодным для жилья, хозяева незамедлительно поднимали ввысь новый. А как иначе. Скворцы, в отличие от людей, всегда возвращаются домой после дальних путешествий, и всегда вовремя. Они своего рода члены семьи – а семья и есть Родина.

Заветная скамья у ворот – особый атрибут. С чего-чего, а с неё тоже начинается Родина. Там мы с ранних лет усваивали разность полов, там завязалась первая дружба, там пришла первая любовь и первые поцелуи, там мы впервые услышали о далёких странах и городах – именно это больше всего врезалось в наши сердца и навсегда осталось в нашем сознании, куда бы судьба нас ни занесла, что бы с нами ни сотворила, какие бы яркие события нам ни преподнесла. Скамейка за двором останется в нашей памяти навсегда. Чем дальше в глубину лет, тем отчётливее и ярче. Оттуда – от скамьи у ворот, многие из нас разлетелись в разные края и теперь многие отчаянно ностальгируют и мечтают возвратиться, хотя бы в конце своей жизни. Но многим ли удастся вернуться туда, где навсегда остались дедушки и бабушки, папы и мамы; туда, где самый вкусный воздух и самая вкусная вода; туда, где самая мягкая и удобная под твоей ногой земля; туда, где ещё остались хорошие и верные товарищи; туда, где ещё ставят скамьи у ворот и где по-прежнему чудно поют скворцы и соловьи?..

Понятие «Родина» объёмное, и понятие, с чего она начинается, у каждого своё – список может быть весьма обширным. Но мама, папа, глоток воды и глоток воздуха с клочка той земли, на которую мы впервые ступили, всегда войдут в этот список. Луна, солнце и звёзды, при особом расположении которых мы родились и которые впервые осветили нас особым для той местности, нигде больше не повторимым светом, тоже войдут в этот список. И запахи той местности, и звуки, и люди… Только там – на малой родине, наш организм будет функционировать наиболее благополучно, только там наша душа будет наиболее умиротворённой. Пусть и окажемся мы там ненадолго – всего лишь на один денёк, всего лишь на один часок…

«Измельчал народ! Небережливый стал! Попусту суетливый! Ко всему равнодушный! Бога не боятся! Старших не почитают! Традиций не соблюдают! Одним-единственным днём живут! Да и как иначе? Совести-то у людей почти не осталось!..» – неоднократно слышал Иван Сельцов в детстве такие слова в адрес своих родителей от дедов и прадедов, а большей частью от бабушек и прабабушек. Дедушек-то с прадедушками чуть ли не подчистую войны вышибли, а между ними были расказачивание и раскулачивание – в результате расстрелы, тюрьмы и ссылки в сибирские лагеря, откуда мало кто возвращался. А ещё был жуткий, смертельный голод! И всё-таки некоторые умудрились выжить даже в таких невероятно тяжёлых, просто-таки невыносимых для человека условиях и нашли силы бороться за более справедливое будущее, упрекая детей и внуков в измельчании нравов.

Поколение Ивановых родителей, вдоволь наслушавшееся от стариков тяжёлых упрёков, с годами набралось жизненного опыта и тоже, ни с того ни с сего, стало упрекать своих детей, разве что чуть-чуть помягче и пореже. Ивана это всегда задевало, и он всегда спорил со старшими.

– Мы не были тунеядцами! Нет! – утверждал он при любом удобном случае. – Мы учились! А учёба – тяжёлая работа! Это знают все! Кроме того, мы на каникулах помогали колхозу – работали штурвальными*, в колхозном саду и огороде, пасли коров и телят, пропалывали поля подсолнечника, кукурузы, свеклы… А наши молодые спортсмены что вытворяли на Олимпиадах в то время?! Разве до этого так могли? Или теперь так могут? Неблагодарными мы тоже не были – всегда заверяли на школьных линейках старших товарищей, что не посрамим их трудовых подвигов и даже приумножим! Нет, я никогда не соглашусь, что наше поколение – измельчавший народ! – негодовал Иван.