Наталья Аннеева - Рассказы. Миниатюры

Перепуганная Анна Михайловна спешно стала выгонять всех из класса. В коридоре уже толпились малыши, все бежали к дверям, там образовалась настоящая толкучка. Коридоры и классы заполнял едкий и острый дым. Из соседнего здания прибежали директор, завуч и технички. Они открыли двери и окна, и вскоре помещение было проветрено. До конца урока мы пропрыгали на легком морозце во дворе, а потом пошли на историю.

Карп пришел с опозданием, сердитый и красный. Он чихал, и нам это показалось ужасно смешным.

– Ну, и кто из вас устроил эту пакость? – спросил он.

Мы стали хором кричать, что не имеем к происшествию никакого отношения. Карп отошел к окну и долго стоял у форточки, тяжело дыша. А в нас словно вселилась сотня бесенят. Отвечать урок не было никакой охоты, поэтому мы решили «разговорить» Карпа. Все знали за ним такую слабость: если его о чем-нибудь спросить, он увлекался и начинал рассказывать подробно и интересно. Что-что, а рассказывать он умел!

Кто-то из мальчишек поднял руку и спросил с самым невинным видом: «Николай Карпович! А что такое фашизм?»

Вопрос был придуман наспех и совсем не по теме урока. О войне мы все, конечно, знали по фильмам и рассказам взрослых.

Карп повернулся и посмотрел на нас красными глазами. Лицо его вдруг исказилось и стало страшным. Некоторое время он молчал. Потом медленно отошел от окна и заговорил:

– Фашизм – это горе и смерть! Это миллионы убитых! Это концлагеря: Майданек и Освенцим, и Саласпилс, и много других! Это трупы, трупы и трупы замученных!

Мы замерли, а Карп ходил по классу и все говорил, говорил:

– Это сожженные села и разрушенные города! – почти кричал он быстро и отрывисто. – Какие погибли люди! Они могли жить долго и растить детей… Вы не знаете, что значит терять своих друзей, терять близких?! Какое это горе? И слава Богу, что вы этого не знаете! Дай бог, чтобы вы этого никогда не узнали!

Он говорил, и слезы текли по его лицу. Мне сейчас уже не вспомнить всего, что было им сказано. Но впечатление, которое произвело это на нас, запомнилось на всю жизнь. Мы сидели потрясенные и притихшие. Нам было стыдно, как будто мы совершили что-то недозволенное.

Наконец, Николай Карпович замолчал, достал платок и вытер лицо. Казалось, ему тоже было не по себе от того, что он так вот открылся перед нами, сопляками. Он прошелся перед доской и повернулся к классу. Помолчал и вдруг сказал, глядя на нас в упор: «Вот из таких мерзавцев, как тот, что кинул сегодня в печь какую-то гадость, и вырастают фашисты!»

И тут Генка вскочил со своего места и заорал: «Я не фашист!!!»

Вслед за этим он схватил с парты чернильницу, запустил ее в классную доску и выскочил из класса. Прозвенел звонок. Николай Карпович взял журнал и, молча, вышел.

С тех пор прошло много лет. Мы выросли и успели постареть, а Николай Карпович умер. Генка тогда так и не вернулся в школу, хотя его не исключали. Говорят, они с Таней поженились, став взрослыми.

Отец, когда я рассказала дома эту историю, рассердился и сказал, что наш класс – сборище бестактных идиотов. Оказывается, в войну у нашего учителя погибли все родные. Сам он воевал и был не один раз ранен. В самом деле, в День Победы мы видели его у обелиска в костюме, увешанном множеством орденов и медалей. Наверно, он и сердился, и преувеличивал наши недостатки потому, что ему очень хотелось, чтобы мы, дети, были достойны памяти погибших.

Кажется, у нашего поколения это не очень хорошо получилось.

Катя ждала ребенка. Этого еще никто не знал, кроме ее близких. Но на ее побледневшее и подурневшее личико сотрудники поликлиники уже обратили внимание. Входя в свой кабинет, Катя садилась за стол, если никого не было, клала на него руки и, пристроив на них голову, несколько минут приходила в себя после дороги. Ее мучили слабость и поташнивание. Насмешница Таня, педиатр, работающая с ней в одном кабинете, заставая ее в таком расслабленном состоянии, все допытывалась о причинах усталости. Но Катя только счастливо улыбалась…

Однажды, когда она уже заканчивала прием, из детской больницы сообщили, что мамаша Родчикова сбежала и унесла своего полуторамесячного ребенка. Катя несколько дней назад насилу уложила их в стационар, так как у малышки начиналась пневмония. Оставлять ребенка дома было немыслимо, так как семья была неблагополучная. Родчикова пила и вообще была крайне безответственна. Маленькая Оленька, похоже, ей жутко мешала.