Андрей Проскуряков - Via Crucis

Денис подошёл к объёмному шкафу, занимавшему всю стену, где за чистыми стёклами стояли ряды безмолвных свидетелей духовной жизни русской земли последних двухсот лет и, открыв резную дверцу, наугад вынул книгу в картонном переплёте, с оторванным корешком и торчащей на его месте жёлтой марлей. “Игнатий Брянчанинов, епископ Кавказский. Аскетические опыты”, – было написано на крышке тиснёными буквами, сохранившими кое-где позолоту.

– Не читайте никогда святителя Игнатия без опытного духовного наставника! – раздался голос над ухом Дениса. Он вздрогнул от неожиданности, поскольку не заметил, как вошёл хозяин библиотеки и встал за его спиной. Борис книгами не интересовался, но с интересом осмотрел собрание старинных икон в красном углу.

– Что привело вас ко мне, смиренному сельскому игумену? – В своей распевной манере спросил хозяин. – Я человек простой, тевелизер не глядю и радиво не слухаю. Убог и сир, мало разумен и не смыслю в вопросах духовных! Идите с Павлой коров подоите!

Последняя фраза, как оказалось, адресовалась голове рыжебородого послушника, заглянувшей в приоткрытую дверь. Голова тут же исчезла. Отец Вассиан обратил на Дениса свои прозрачные серые глаза и, слегка прищуриваясь, сказал:

– В обед коров всегда надобно подоить. А то некоторые ленятся за реку на пастбище ходить, далеко, мол, три километра туда, три назад, да с вёдрами. А скотина бессловесная до вечерней дойки терпит, мучается, домой еле доходит, гудит, как пароход на реке. Так что у вас?

– Мы того… – растерялся Денис.

– Насчёт креста нам… поговорить, – нашёлся Борис. – Николай Иванович Кобецкий поклон передаёт.

Он достал из внутреннего кармана туго набитый конверт и передал игумену. Тот взял его в руки и, не скрывая волнения, раскрыл. Конверт был набит зелёными дензнаками с изображением президента далёкой державы. Удовлетворённо улыбнувшись, но, не теряя при этом смиренного достоинства, отец Вассиан спрятал конверт в глубинах монашеской рясы.

– Я так понимаю, вам нужно рукоположение по ускоренной программе? С постригом или без? Наши украинские друзья с недавнего времени за постриг стали брать отдельно…

– Да мы насчёт Тимофеева креста, – смутился Денис.

– А, вот оно что! – всплеснул руками игумен. – А я, грешным делом… Мать Мартирия, чаю нам, чаю! Скажите, молодой человек…

– Денис, – представился Теплоструев.

– Да, Денис, скажите, что бывает после чаю?

– Что? – Денис никак не поспевал за стремительной сменой тем и терялся. – Сладкий сон?

– Ах-ахах! Подловил! – Заливисто рассмеялся отец Вассиан, обнажая ровные крупные зубы. – После чаю – всегда – воскресение мёртвых!

– А, ну-ну, конечно, – Денис знал эту старинную семинарскую шуточку, но не ожидал её услышать при таких обстоятельствах. Борис, не знавший Символа Веры, пожал в недоумении плечами.

Вошла Мартирия с метровой ширины подносом, уставленным разномастной посудой. При её появлении, Борис вздрогнул, побагровел и заиграл желвакам. Покуда она управлялась с угощением, он не спускал с неё глаз. Денис этого не заметил, поскольку уже вёл беседу с игуменом.

– Мы, батюшка, знаем про фотографию и круг избранных хранителей Тимофеева креста, определённых отцом Павлом. Но куда делся сам крест после смерти монахини Веры, понять не можем.

Отец Вассиан проверил, на месте ли борода и заговорил в своей распевной, убаюкивающей манере, при этом, почти не скрывая досады:

– Никто этого из наших не знает. Никто. Хотя, очевидно для всех, крест должен был перейти ко мне вместе со всеми вещами отца Мартирия. Я, конечно, человек простой, смиренный, сплю на рогожке, радива не слухаю, но по милости Божией, девять лет келейничал у великого молитвенника, старца и чудотворца отца Мартирия. Никто так не был близок к нему, как я, никто. И что мать Вера? Захватила власть после смерти батюшки. Изгнала меня из Лесного Озера, клеветы и напраслины возвела на меня. Обуяла соль святого места, обезумела! Пусто стало, бесприютно. А крест к ней перешёл по недоразумению, сущему недоразумению. Стоило мне отлучиться на короткое время, как она, словно коршун с неба, налетела на бедного старца, бывшего в глубокой болезни, почти что при смерти, и правдами-неправдами крест к рукам своим прибрала. А теперь, вот, умерла, царство ей небесное, Господь ей судья, а куда крест дела? Куда святыня запропастилась?

– Но хоть какие-то зацепки есть? – уточнил Борис.

– Искушение! Меня мать Надежда на порог не пускает… Хорошая она, добрая, но разум как у птички-невелички. Всё твердит, что матушка Вера запретила со мной про крест разговаривать. Я Витьку, послушника, три раза посылал и в Москву, и в Лесное Озеро, всё без результата. Паравикин, он человек со связями, ищет крест, знаю. Говорит, мол, найду святыню святителя Тимофея, схиму приму. С него станется! Если крест найдёте, любые деньги просите, я заплачу. Любые! Дело не в деньгах. Крест должен перейти ко мне, как преемнику и духовному наследнику батюшки Мартирия! Вот у меня каталог всех вещей, доставшихся мне от старцев. Двести семьдесят три книги, вы их видели в библиотеке, сорок одна икона, пять подрясников, но они мне великоваты, фелони, епитрахили, параманы, клобуки, служебники, требники, дарохранительниц две, покровы бархатные и парчёвые, солонка серебряная, портсигар старинный… Ну, и так далее. А вот запись: “Крест серебряный фигурного литья, шестиконечный с четырьмя изумрудами, именуемый Тимофеев крест, гурт оформлен по рукоятке с двух сторон клеймением с надписями на латинском языке (левая сторона) и русском (правая сторона)”. Вот этого нет. Прочерк.