Сергей Прокопьев - Три смуты на одну жизнь

Дед по маме, Яков Андреевич Вильмс, владел крахмальным заводом. И если на самом большом заводе Молочанска «Франц и Шредер» работало двести рабочих, у моего деда – сто двадцать. Однако он умудрился в первое десятилетие XX века вступить в какое-то акционерное общество и вскоре обанкротился. Его жена Мария, урожденная Винс, была дочерью помещика. На детей были счастливы, десять отпрысков: три сына и семь дочерей. Дедушка Яков Вильмс умер до моего рождения, бабушка, Мария Вильмс, – когда мне шёл третий год. Мама рассказывала, однажды я удрала от своих нянек, прибежала к больной бабушке и спросила: «Что, бабушка, полегчало тебе? Или будешь уже совсем-совсем умирать?» Проявила внучка заботу.

Марию Вильмс, подтверждением тому рассказы и две каким-то чудом сохранившиеся фотографии, Бог сполна наделил красотой. Высокая, царственная, с классическими чертами лица. К сожалению, ни дочери, ни внучки не унаследовали её красоту и стать. Кровь Вильмсов оказалась сильнее породы Винсов. У всех, в том числе и у меня, характерный вильмсовский курносый нос. Все низкорослые, и я не исключение. Маминых сестёр, моих тётушек, звали – Маша, Ева, Лиза, Оля, Катя, Лена.

Несмотря на банкротство дедушки, семья отнюдь не нищенствовала, дети имели возможность получить хорошее образование. Мама и её сёстры Маша, Ева, Лиза, Оля окончили женскую гимназию, Катя и Лена и того выше – окончили в Швейцарии институт благородных девиц. Их брат Яша (отец моей двоюродной сестры и очень хорошей подруги Веры, в замужестве Дик) окончил химический институт в Германии, брат Генрих там же в Германии – архитектурный. Меннониты Молочанска отличались не только умением вести дела, ревностно относились к образованию, считались интеллектуальной элитой губернии.

После окончания института в Швейцарии тётушкам Кате и Лене по существующим правилам предстояло сдать экзамен по русскому языку в Петербурге. В репетиторы наняли Демьяна Бедного, того самого, который в двадцатые-тридцатые годы гремел на всю страну трескучими пролетарскими стихами. Кате и Лене он заявил: «Буду с вами заниматься, если ваша фамилия не оканчивается на «берг» или «штейн». Демьян Бедный за свою жизнь много раз перекрашивался. В тот период открыто недолюбливал евреев. Собственно, по курносым вильмсовским лицам мог без фамилий определить, что девушки не относятся к иудеям. После революции антисемитизм Демьяна Бедного, судя по его биографии, угас, поэт прекрасно ладил с руководителями ленинского призыва, среди коих иудеев, как известно, насчитывалось предостаточно. Не только ладил, но и превозносил в стихах Ленина и Троцкого. А потом и грузина Сталина, не зря жил не где-нибудь на пролетарской окраине Москвы, а в Кремле.

Так что буржуазных моих тётушек русскому языку учил пролетарский поэт. «Демьян Бедный – мужик вредный», – писал он о себе. Про вредность репетитора тётушки ничего не говорили и экзамен по русскому языку сдали хорошо. Одно время меня учили, в том числе и русскому языку, и хотя я окончила всего семилетку и техникум, но люди, знающие русский язык, всегда отмечали мою высокую грамотность.

Вернувшись в Молочанск, тётушки начали преподавать в женской гимназии, там же вела уроки рукоделия их сестра Оля. Она очень красиво вышивала. Помню, букет из пяти роз, цветы, будто только срезанные. Дядя Яша хорошо рисовал, искусно вырезал по дереву. У нас в доме была его работа – лихая русская тройка, летящая по заснеженному полю.

Когда мы обеднели, стало не на что покупать кукол, дядя Яша дочкам и племянницам вырезал из дерева красивые кукольные головки, а тётя Оля шила сами куклы. Тётя Маша и тётя Катя хорошо играли на пианино. У них был дорогой инструмент известной фирмы «Беккерт». В отличие от нас, Вильмсы с приходом большевистской власти не считались врагами пролетариата – буржуями. Банкротство Якова Андреевича Вильмса обернулось семье во благо при советах. Не подвергались Вильмсы экспроприации, национализации, изъятию излишков и репрессиям. Тогда как мы, Нейфельды, сразу и на долгие годы были внесены в чёрные списки.

Кроме игры на фортепиано тётя Катя хорошо лепила красивые вещи из глины. Помню сидящую девушку, обнявшую руками колени. Процесс изготовления крынки видела своими глазами. Тётушка на гончарном круге ловко сделала заготовку. Через какое-то время поместила её в русскую печь, после выпечки хлеба. Наконец расписала изделие: на небе вечерняя заря, на фоне которой летят птицы, а на подоконнике открытого окна сидит девушка с косой и смотрит на зарю и птиц.