Марина Важова: Семь мужей Синеглазки. Сказка-быль

Он и в армии делал эти комнаты, даже в пустыне. Все на строевую подготовку, а он – за плакатные перья. Два года колесил по Югу, автомат в руках не держал, только перья и кисточки.

Синеглазка рассматривает планшеты с натянутой бумагой, белой и гладкой, как крыло лебедя. На них уже всё готово: красные и чёрные заголовки написаны влёт скошенным пером. Напоминают иероглифы. Чёрное и красное – цвета пожара. Под ними – тонко, вязью, золотой орнамент. Искры огня.

В окна бьёт закатное солнце. Встало распором в проём переулка и ведёт прицельный огонь. Слепит их, предупреждает: ещё шаг – и вы убиты.

Они не смотрят друг на друга – это опасно. Зацепишься взглядом, всё приходит в движение: ноги, руки тянутся, как щупальца. Крепко хватают, не разорвать, не отлепиться.

Здесь нельзя, это военный объект. Тем более, Ленинская комната. Осквернение святыни.

– Пойдём в общежитие, там можно чаю попить.

Улыбается и беззвучно целует воздух.

Общага на втором этаже. Нужно пройти две комнаты и потом будет его. Правда, в ней четверо, но один в отпуске, а двое сейчас на пожаре. В том числе и Друг.

У окна стол, по углам койки и тумбочки.

Пока заваривается чай, садятся на его кровать и сразу начинают целоваться. Синеглазке неловко: вдруг кто зайдёт?

Нет, их же видели. Да и весь отряд сейчас на выезде: пожар второй категории.

Не бойся, Синеглазка.

У них тоже пожар. Одежда хлопьями пепла летает по комнате.

Они спасаются под одеялом. Белые простыни с треугольными штампами, холод крашеной стены, жар его тела. Очень сильный жар, просто обжигает.

И запах другой. Неизвестный ей запах, терпкий, как кровь.

– Не бойся, Синеглазка.

– Боюсь. Боюсь. Вдруг кто войдёт.

Поздно, уже не остановиться. Пламя гудит в ушах набатом. Пожар высшей категории.

– Не бойся, никто сюда…

– Нет, нет, нет… Не сейчас, только не сейчас…

Потом он курит у форточки, а Синеглазка лежит в чём-то тёплом. Неужели столько крови?! Но её нет. Где же кровь?

– Почему нет крови?

– Не важно, не думай об этом.

Он уже опять рядом, опять обнимает, целует, дышит в шею.

– Нет, важно. Должна быть кровь. Ведь я никогда…

– Это не имеет значения. Ну, иди же ко мне…

А для неё имеет. Она непорочная девушка. Несовершеннолетняя непорочная девушка. Должна быть кровь. Если её нет, значит, не девушка. А она девушка!

– Ну что ты плачешь, успокойся.

В двери просунулась голова Друга и, не глядя в их сторону: «Дали третью категорию, людей не хватает, выручай».

Брюс мгновенно исчезает, шепнув напоследок: «Жди, не уходи».

Да она бы и не осмелилась: мимо вахты, мимо мужских понимающих глаз.

Вернулся через час. Они все трое ввалились. Чёрные, закопчённые, пахнущие дымом и палёной резиной. Синеглазка давно оделась и, сидя на краешке кровати, рассматривает журналы по искусству. Его соседи – бобыли бессемейные. Горят на работе. Иногда по-настоящему.

Но сегодня обошлось. Садятся за стол, пьют чай с сухарями и пряниками. На Синеглазку стараются не смотреть, будто нет её. Всё про трамвай вспоминают, который вспыхнул разом в двух вагонах. Хорошо, шёл в парк, пассажиров почти не было. А то бы погибли, как в прошлом году. Кажется, двое тогда сгорело.

Сегодня тоже двое чуть не сгорели, думает Синеглазка.

Брюс, хоть и рядом, но с ними, говорит для них. Лишь когда выходят из комнаты, быстро проводит рукой по спине: с тобой, мол, я.

А ей всё хочется – об этом . Что, хоть и не было крови, но он должен знать, что у неё никого…

Нет, бесполезно. Он уже всё для себя решил, но это не имеет значения.

***

Через месяц крови тоже не было, и Синеглазка поняла, что попалась. Не с кем посоветоваться: подружки ещё в школе учатся, родичи на неё почти не смотрят. А он… Чем он может ей помочь? Ему надо учиться. Вернее, сначала поступить. Все его силы там.

Пока они каждый за себя. У него общага, у неё – коммуналка и родичи. Если появится ребёнок… Это будет их общий ребёнок, и тогда надо жить вместе. Но где? Родичи не примут его. А в общагу ребёнка нельзя.

Но он же сказал: «Не бойся, Я отвечаю за всё. Что бы ни случилось, не бойся».

Вот, случилось. Теперь уже наверняка: с утра тошнит.

Сейчас возьмёт и скажет… А он, как тогда, будет свои сапожки разглядывать и качать головой.

Но нет, вроде как обрадовался. Только… Ему надо учиться. Вернее, сначала поступить. Все его силы там.

Да, да, она понимает…

И Синеглазке надо учиться.

А как с ребёнком?