Марина Важова: Семь мужей Синеглазки. Сказка-быль

Едва проснувшись, Синеглазка уже думает о нём, потом в Модельной Школе рисует его портреты, потом они встречаются в Рисовальных Классах, потом бесконечные проводы. А ночью ей снится, как она согревает свои ладони на его груди.

И на другой же вечер…

Он расстегнул свою лёгкую дублёнку, спрятал в тепло её руки-ледышки, прижал и сам к ней прижался. Даже через толщу зимних одежд она чувствовала восстание его скакуна. Конь встал на дыбы и готов был мчаться, мчаться. Но упряжь держала крепко.

Потом он ушёл. Синеглазка долго смотрела вслед. Брюс оборачивался и через лепящий наотмашь снег всё прощался: то ладонь мелькнёт, то сверкнут зубы в улыбке.

А ночью она уже мчалась на его коне, затыкая рот пододеяльником.

Сначала было всё плохо.

– Знаешь, а мне завтра шестнадцать стукнет.

Он думал, что больше. Грустный, не смотрит в глаза. Рисует резкими линиями, потом стирает. Губы кривятся: не идёт работа, не-и-дёт.

Он на семь лет старше.

Ну и что?

– Ты несовершеннолетняя.

Слово какое-то дурацкое. Значит, прощай?

– Я должен подумать.

На другой день встретились в Городском саду, и она не сразу заметила терракотовую фигурку с руками на груди. Стоит прямо на снегу, у Брюса в ногах, небольшая такая, лёгкая. Маленькие груди открыты, ноги слегка расставлены. А рядом – букетик холодных бледных тюльпанов. Откуда взял? Наверно, с Родного Юга.

– Это тебе. «Юность» Родена. С днём рождения!

И целует её, приподнявшись на цыпочки. Сначала лишь губами дотрагивается, потом ещё раз, и ещё. Они стоят под большим чёрным тополем долго-долго. Дублёнка опять расстёгнута, руки Синеглазки у него под мышками. Он вжался всем телом, будто хочет пройти сквозь неё, упереться в тополь.

А там что делается…

Дома поставила фигурку на письменный стол, у лампы. Достала из ящика его портреты. Один, самый похожий набросок углём, положила рядом, в молочную бутылку поставила цветы. Родичи косят глазами, но вопросов не задают, только шепчутся на кухне…

***

Сегодня Брюс выходной. Они идут получать паспорт.

В милицию заходит одна. Пока ждёт у окошка, всё гадает, что будет дальше. Будет обязательно, но что?

Паспорт ложится в её ладонь холодной гранатовой корочкой.

Приглаженные волосы, отсутствующий взгляд. Национальность – русская. Прописка, особые отметки… Семейное положение. Пока никакое.

Брюс встречает у дверей. Он подумал. Он не сможет ждать два года.

Тогда всё? Тогда прощаемся? Прямо сейчас.

– Нам не надо больше видеться. Я брошу рисовальные классы. Ведь мне это не так нужно, как тебе.

Ей действительно это не нужно. В Модельной Школе рисовать не обязательно. Главное – образы.

– Ждать не могу и без тебя уже не могу. Что делать, что делать?

Они идут по Проспекту. Бросают слова в морозный воздух. Фразы тают белыми облачками …не могу …что делать… Небо голубое, и глаза у Синеглазки голубые. Цвета морозного неба.

Дома обнаружила, что у терракотовой «Юности» отбита рука, бутылка опрокинута, нарциссы завяли, а на его портрете снизу надпись: хунвейбин .

***

Это невозможно — никогда его больше не видеть. Она пробует на вкус это слово – никогда . Горькое, как салицилка, которую ей давали в больнице. Её тогда рвало от горечи, рвало горечью. Нет, не могу больше, – говорила она доктору, и ей отменили горькое лекарство.

– Я тоже не могу. Не могу без тебя.

Синеглазка будто слышит со стороны свои слова: не могу без тебя…

Нет, совсем не то. Она ведь не рассказала ему про разбитую «Юность», мёртвые нарциссы, грязное слово на портрете. Уже тогда решила: раз так, она будет с ним.

Он ничего не знает о том, как прошёл её день рождения. Про подарки, которых не было. Про взгляды и разговоры полушёпотом. Теперь есть они и есть она .

И ещё есть он .

Идёт рядом молча, сосредоточен на носках сапожек: правый, левый, правый, левый… И вдруг останавливается и весь – лицом, ладонями – тянется к ней.

Нет, они не расстанутся. Но это риск. Ведь она несовершеннолетняя.

– Фу, опять это слово. Не говори так больше, прошу.

– Хорошо, не буду. Я отвечаю за всё. Что бы ни случилось, не бойся.

***

Они идут в Пожарку. Посмотреть, как он живёт. Красное кирпичное здание с двумя большими воротами, внутри коридоры, пахнет сапогами и дымом.

– Сначала в Ленинскую комнату, – взгляд загадочный, прячет улыбку.

Это зачем ещё?

Оказывается, у него такая работа – делать Ленинские комнаты. Одну сделает, за следующую примется. Зато не надо тушить пожары! Так и разъезжает по городу. Уже и график составлен: следующая Ленинская комната – на Проспекте.