Анна-Нина Коваленко - Цветы шиповника. Этот мир

В 1946 мама завербовалась на Дальний Восток, где работала учительницей в комплексной школе в деревне Надаровка: сады, сады. На деревьях – зелёные плоды слив! В Сибири такого не росло… У нас квартира в здании школы, квартира из двух комнат: «кухня», то есть прихожая, и «комната», то есть спальня. В спальне – красивая старинная деревянная кровать, как сейчас помню. В прихожей верёвочные качели, с которых я свалилась, взявшись за верёвки слишком низко. Во дворе школы деревья: ранетки и сливы, целый сад. Мне очень нравилось лазить по деревьям. Залезу наверх и сижу, обозреваю окрестности…

Школа. Уроки пения – патриотические песни:

Мне эта песня особенно нравилось, ведь мой отец был артиллерист, и я надеялась, что он вернётся.

В этих краях побывали японцы, это они насажали сливовые сады, в которых утопали украинские хатки (население – украинские переселенцы, бежавшие с Украины во времена Великого Голода 1930х): японские брезентовые ведра, брезентовые раскладушки, японские вышитые картинки на стенах, и даже, помню, мне мама сшила платье из японской ткани в крупные цветы; шоссе – прекрасная «шоссейка», не сравнить с сибирскими грунтовыми дорогами: то ли жили здесь японцы, то ли просто пленные японцы воздвигали шоссейную дорогу. В «Пяти ступеньках к Воскресению» я рассказываю о пожаре в Надаровке, потушенном пленными японцами (год 1948). И ещё мы, дети, находили в лесочке всякие аттрибуты военных действий, патроны, ампулы… Однажды нашли флакончик с рыбьим жиром, в котором плавала мёртвая мокрица; мокрицу мы выловили и выбросили, а рыбий жир дружно распили. И мы много играли в войну. У двора Пинчуков стоял трактор, так мы превратили его в точку фронта. Во время такой игры одна девочка, Маня Подосинникова, лизнула металлические поручни трактора и прилипла языком – стоял мороз, отрывая её, пришлось пожертвовать кончиком языка. Как память о детстве – её картавость.

Весна. Лето

Мама отпустила меня с её знакомым, дядей Димой-пчеловодом, посмотреть его пасеку. Едем по шоссейке верхом на его лошади, я держусь за дядину Димину спину… Приехали. Вид этой пасеки, то есть красота дальневосточного лесного пейзажа: лианы, диковинные цветы и растения – дядя Дима объясняет их названия. Вот вьющееся растение с небольшими оранжевыми плодиками – дядя Дима говорит, «лимон». «Лимон?» «Ну да, лимонник, дальневосточный». «Я слышала, дядя Дима, в этих местах водятся удавы?» Дядя Дима смеётся: «Наверное, водятся. Но чуть подальше, в Уссурийской тайге». Гнедая лошадь пасётся у домика… Дядя Дима угощает меня ломтем хлеба. Возвращаемся к маме.

Ностальгия: мама засобиралась назад, на родину. Упаковала вещи. А потом… Пришла к маме Анна Ефимовна, её подруга и землячка, с которой они вместе приехали на Дальний Восток, мама была назначена учительствовать в Надаровку, а Анна Ефимовна в село Ласточка, и вот она пришла к маме сказать, что она выходит замуж за жителя Ласточки Ивана Кочкуркина. Тогда мама передумала уезжать – сказала, она тоже остаётся, за неё посватался местный, то есть надаровский парень-тракторист, и она тоже выйдет замуж. До этого её замужества мы жили при школе в квартирке из двух комнат, а теперь надо переезжать в его дом. Переехали. Дом этот под цинковой крышей – по местным понятиям, признак благополучия. Четыре комнаты – прихожая (она же столовая); кухня; большая спальня – для мамы с мужем, и спаленка для меня. При доме сад с малиной и сливами, пасека из дюжины ульев. За домом небольшой пруд, в нём весной лягушачья икра, потом – головастики, а летом – лягушки. Во дворе качели… Огород. Ближе к границе с лесом – пчельник, в котором так сладко пахнет – я любила забираться туда летом и вдыхать запах мёда и тёплой соломы, которой был устлан пол. Солнечный луч через оконце… Тишина.

Качели во дворе. Как я сказала, огород граничил с лесом, граница была отмечена колючей проволокой, можно играть прямо в лесу. Переберёшься через проволоку – и у себя «дома». Там трава «кукольник», из которой можно делать «одетых» кукол – участниц маленьких спектаклей, а были ещё кустики с супротивными веточками, из такой веточки получался тоненький человечек. Перед самым домом отчима высоченная ель, дерево северное, а вокруг её ствола – виноградная лоза, растение южное. Такой вот симбиоз. Одно было плохо – я нигде здесь не могла найти хорошей глины для скульптуры, которой была так щедра сибирская земля. (В Сидорёнково у меня была своя скультурная мастерская – яма в огороде.) B доме, однако, – книги. Много книг дальневосточных авторов и на дальневосточные темы: «Дерсу Узала» Клавдия Арсеньева, рассказы о природе Михаила Пришвина, «Амурские ребята», «Сердце Бонивура»… Я читала запоем.