Геннадий Башкуев: Приводя дела в порядок (сборник)

И пошел в зеркало смотреть – может, надбровные дуги как-то выделяются. Дуги не выделялись. Зато ухо опухло и стреляло. Иванов подержался за ухо и пошел на работу.

– Почему же питекантроп-то? – бормотал он.

Вечером он подошел к бабушкам, дежурившим у подъезда.

– Здравствуйте, – сказал он вежливо.

– Привет, – откликнулась одна из бабушек. – А ты чего вежливый такой? Может, это ты ящики почтовые у нас поджигаешь?

– Не поджигаю, – ответил Иванов. – У меня и спичек-то нет никогда.

– Ну-ну, – не поверили старушки. – Чего хотел-то?

– Вы знаете, я тут живу в сорок первой квартире… – замялся Иванов. – У нас тут в подъезде есть один тип такой… Грубый такой. Небритый и с папиросой почти всегда. Я и спросить хотел – не знаете, где он живет?

– Дожили, – поджали губы старушки. – Уже соседей не знают. Наплевать им друг на друга. Раньше разве было так? Да никогда не было такого.

– Да я тут недавно живу… – тщетно пытался Иванов вернуть бабушек к конструктиву.

– Нет чтоб обойти всех… – не замечали бабушки Иванова. – Познакомиться, например. Так нет. Плевать им. Не люди прям, а Ван Гоги ушастые.

– Да не был Ван Гог равнодушным! – возмутился Иванов. – Почему Ван Гоги-то?

– Поучи еще, поучи! – загалдели старушки. – Молод еще учить-то. Ты сначала с наше-то поживи. А уж потом учи. Ишь ты… Недоделок какой!

Иванов опустил голову и пошел к подъезду. «Почему недоделок-то?» – крутилось в голове Иванова.

Дома он заглянул в зеркало, но так и не придумал, по какому внешнему признаку можно отличить недоделка от прочих смертных, и поэтому просто удостоверился, что внешний вид его вполне обычен. За исключением уха.

На следующий день тип выломал дверь в квартиру еще спящего Иванова и окатил его холодной водой из ведра.

– Вставать пора, – казенным тоном сказал тип. – Спишь тут… Рудимент демократии.

– Почему рудимент-то? – не понял Иванов.

– Не понимаешь… – вздохнул тип. – Я у тебя на кухне покурю, ладно?

– Ладно, – согласился Иванов, которому не очень хотелось, чтоб на кухне курили, но вылезать из-под одеяла при постороннем ему не хотелось еще больше.

Иванов оделся и пошел на кухню. Тип сидел на табуретке и курил, задумчиво глядя в окно.

– Послушайте, – сказал Иванов – я, конечно, понимаю, что мы враги с вами… Но почему рудимент-то?

– Да так, – пожал плечами тип. – Слово красивое. И к тебе подходит. Даже лучше баклажана.

– А козел? – спросил Иванов.

– Ну нет, – покачал головой тип. – С козлом я погорячился, наверное. Какой ж ты козел-то? Ты скорее олень. Или нет… Марал! Марал-дегенерат! Вот так вот.

– Почему марал-то? – закричал Иванов и с размаху влепил типу в ухо.

Тип упал с табуретки, застонал, но папироску не выронил и продолжил курить, лежа на полу и разглядывая потолок.

– Сам белил? – презрительно спросил тип с пола.

– Сам. – Иванову почему-то стало стыдно за побелку.

– Грунтовал? – спросил тип, не поднимаясь.

– Не-а, – покачал головой Иванов. – Наверное, надо было. Но тогда я не знал.

– Марал и есть, – устало сказал тип и закинул руки за голову, чтоб лежать было удобнее. – Теплые полы не хочешь себе на кухню?

– Хочу, – признался Иванов. – Только не умею.

– Сделаем, – серьезно сказал тип, поднялся с пола и пошел к прихожей. – Залежался я у тебя чего-то, – сказал он у двери. – Да и тебе уже на работу, наверное. Ты это… До вечера, что ли?

– До вечера, – кивнул Иванов и подул на разбитый кулак. – Вечером придумаем чего-то.

– Постельное белье-то высуши, – уже с лестницы посоветовал тип. – А то спать не на чем будет. И дверь почини. Как умеешь. Я уж вечером как надо сделаю.

– Обязательно. – кивнул Иванов. – А здорово я вас в ухо, да?

– Неслабо, да, – согласился тип. – Одно слово – архимандрит!

– Почему архимандрит-то? – взвыл Иванов и кинулся к зеркалу.

На третий день игрушечный робот начал ходить как-то странно. Нет, он исправно орал «Открываю огонь!!», стрелял и поворачивался. Но при ходьбе начал как-то припадать на левую ногу. То ли соли в его китайских суставах образовались, то ли решил, что так страшнее.

Папа посмотрел на робота и сказал:

– Не могу я больше смотреть на этого Тамерлана-андроида. Надо его починить. Дай-ка мне сюда этого великого хромого, сынок.

Робот, по всей видимости, понял, что ремонта ему не перенести, и жить ему осталось от силы минут десять. Поэтому он как-то грустно сказал:

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Открываю огонь в последний раз.