Анатолий Смирнов - Владивостокские рассказы (сборник)

– Нет! Путлер – это настоящая фамилия председателя союза автомобилистов Владивостока. Только он испугался и побежал кланяться властям. Потому так и написали. Кто-то также подумал, как и вы, сообщили об этом премьеру, что эти плакаты о нём, так он даже по этому поводу секретарю КПРФ Зюганову звонил.

– А при чём тут Зюганов?

– Так в этих митингах коммунистов обвиняют. Сейчас самое простое, чуть что – вали всё на КПРФ и всё пройдёт.

– И что Зюганов?

– Посмеялся такому совпадению. А этот Путлер на глаза автомобилистам не показывается.

– Сами-то как к автомобилистам относитесь?

– Сочувственно.

Подъехали к площади. Остановились возле памятника. За площадью блестела незамёрзшая вода.

– Бухта Золотой Рог, – пояснил сопровождавший их милиционер.

– Вот он памятник борцам за власть Советов на Дальнем Востоке, – даже как-то торжественно сказал Игорь.

– Советов давно нет, а памятник остался, – высказался кто-то из молодых омоновцев.

– Вот-вот, здесь раньше против интервентов сражались, а теперь мы автомобилистам задницу надерём, – ввернул желчный Серёга.

Митинга не было. С той стороны памятника на площади стояла небольшая кучка людей с таким же плакатом, как и на машине, которую видел Горчаков – «Долой Путлера». В центре площади, возле новогодней ёлки, водили хороводы родители, бабушки и дедушки с детьми. По тротуару мирно шли прохожие.

– Две недели после Нового года прошло, – вспомнил Горчаков.

На Кавказе в горячей обстановке Новогодний праздник в сознании как-то не зафиксировался.

– Вот и пронесло нас разгонять автомобилистов, без митинга и нам делать нечего, – обрадовался он.

Но тут раздалась команда:

– Приготовиться!

– Зачем приготовиться, митинга-то нет, – не понял Алексей.

– Зато люди есть, – сказал Пиявка и разозлился:

– Чего, Горчаков, стоишь, команду не слышал?

– Так это же наши российские люди?

– Выполнять приказ!

Алексей подошёл к своим.

– Во что же нас втягивают? Прессовать ни в чём не повинных людей! – обратился он к Игорю.

Стоявший рядом Серёга со смехом заметил:

– А я готов участвовать в любом кипеше, за исключением голодовки.

С шумом подкатили милицейские «воронки».

– Взять их! – указал на кучку автомобилистов полковник.

Командир роты с несчастным выражением лица повторил команду.

Омоновцы окружили кучку автомобилистов. Алексей встретил взгляд пожилого мужчины, державшего плакат. В его глазах он увидел боль и ненависть, но страха не было.

– Опричники, хуже фашистов, – выкрикнул кто-то из автомобилистов.

Этот крик подстегнул зубровцев, в воздухе замелькали дубинки. Первым сбили с ног мужчину с плакатом. Людям заламывали руки и пинками, а где и дубинками, погнали к «воронкам». Там уже были открыты дверцы. По тротуару растекалась кровь.

– Да, что же это делается-то? – громко возмутился один из прохожих и тут же получил дубинкой по голове. Он упал. Его тоже потащили к «воронку».

За него пытались вступиться другие прохожие, и снова замелькали дубинки.

– Ишь, как ловко работают «демократизаторами», – имея в виду дубинки омоновцев, послышалось с другой стороны дороги.

– Давайте их сюда, – показал от «воронков» на прохожих полковник.

– Места ещё есть!

Затолкнули в воронки и их.

Возле ёлки прекратились хороводы. Старики и старушки с детьми тоже сбились в кучу.

– Вы что, изверги, делаете? – послышались крики.

– Да это же беспредел!

– А ну, разогнать их, – заорал озверевший от вида крови полковник Пиявин.

– Да не стесняйтесь, врежьте им!

Несколько омоновцев бросились к ёлке. На глазах у детей по их бабушкам и дедушкам заходили дубинки.

Всё это снимал телевизионщик с раскосыми глазами.

– Ну-ка, разберитесь с ним, – приказал полковник.

Оператора окружили, замелькали дубинки. Телекамера вылетела из рук, её яростно пинали.

– Да это же иностранец, вроде по-японски говорит, – подбежал к Пиявину командир роты.

– Ну и хрен с ним, что он японец, пусть знает нас, русских, – грязно выругался полковник.

Не прошло и полчаса, как побоище было закончено. «Воронки», набитые людьми, ушли.

– В автобусы, по местам! – подал голос Пиявка.

– Всё, наша работа закончилась, – обратился он к командиру роты.

– Теперь пусть сами здесь разбираются.

– Кровавый московский ОМОН, – донеслось с тротуара через улицу.

Автобусы ушли. Лишь кровь на снегу и очищенном от снега асфальте свидетельствовала о произошедшей трагедии. Прямо на льду возле ёлки сидел пожилой мужчина с окровавленным лицом, остальные разбежались. Возле него кружила пожилая женщина, его жена, стирая кровь с лица мужа платочком. Сбоку стояли внуки: девочка лет восьми и мальчик лет пяти. В их глазах даже не было слёз, они были все выплаканы. Но в расширенных зрачках застыл окаменевший ужас. Казалось, они спрашивали: