Иван Зорин - Зачем жить, если завтра умирать (сборник)

– Типун вам на язык! – Есаул почесал эфесом подбородок, который двоила ямочка. – Какая ж это война – забодай её комар! – чистое убийство.

В соседнем вагоне низкий грудной бас запричитал «Отче наш». Есаул размашисто перекрестился. «И избави нас от лукавого», – механически повторил про себя Лангоф. Набирая обороты, поезд мчал на запад.

И снова фронт. Полесье, траншеи, смерть.

Октябрь выдался инеистым, холодным. Утром, просыпаясь, солдаты кривили рты, откусывая заледеневшие за ночь сосульки на усах, разгоняя кровь, хлопали замёрзшими в перчатках руками. Обморозив уши, тёрли побелевшие мочки. А из-под шапок – колючие взгляды: «Жили, не тужили, зачем нас сюда пригнали?»

В землянке было накурено, воздух тяжёлый, смрадный. На лавке в каракулевой папахе храпел под буркой вестовой из штаба, доставивший срочную депешу.

– Завтра атакуем, – прочитав её, мрачно объявил Марков.

– Лезть на пулемёты? – не выдержал Лангоф. – Только людей зря положим.

Марков пожал плечами.

– Им виднее. Возможно, отвлекающий удар.

В углу офицеры резались в карты. Промокая платком вспотевшую, в красноватых жилках плешь, дул чай полковой священник.

– Странное существо человек, – подсел к нему Лангоф. – Может, последний денёк по свету гуляет, знает, что завтра лежать ему на нейтральной полосе, уткнувшись в сырую землю, а он радуется, что козырной шестёркой туза зарезал.

– Забыться хотят, – налив в блюдце чай, подул на него батюшка. – Мне завтра под пули не лезть, и то страшно.

– А ведь и в мирное время так. Блаженны, в ком есть азарт! Это же счастье умереть, пока он не пропал.

– Э, опять вы за старое, – зачмокал губами батюшка. – Верьте в Бога, надейтесь на Царство Небесное… А иначе как?

Лангоф вздохнул.

– Так забыться не у всех получается.

Неожиданно батюшка накрыл его руку мягкой ладонью.

– Да не изводите себя. Вы угодны Богу.

– Откуда вам знать?

– Это по всему видно. Знаете, кто мой любимый персонаж в Библии? Иов многострадальный.

Лангоф посветлел.

– Хороший вы человек, святой отец. Глядя на вас, и в Бога поверишь.

На столе появилась водка. Встав, со звоном сдвинули стаканы, так что в воздухе перелетели капли.

– За Россию!

– За государя-императора!

– За победу!

Не садясь, повторили…

Из офицерской землянки Лангоф вернулся пьяным.

– На парад стараешься?

Данила уже почистил его мундир с выпушками и теперь до блеска тёр золочёные пуговицы.

– И правильно молчишь. Когда он будет, парад-то? – Хмельные глаза Лангофа загорелись. – А может, и без нас пройдёт… Ну, дай что ли примерить.

С трудом попав в рукава, Лангоф встал перед треснувшим ручным зеркалом, которое держал Данила.

– Нравлюсь?

Данила кивнул, слегка наклонив зеркало.

– Держи ровнее! – Лангоф повернулся боком, задирая горкой погон на плече. – Так мы завтра в бой и пойдём, будто на парад. – Подмигнув себе в зеркале, скривился: – А знаешь, брат, что избавляет от иллюзий?

Данила пожал плечами.

– Пуля.

Атаковали на рассвете. Серые шинели полезли из окопов, густой россыпью засеяли перепаханное снарядами ничейное поле. Приготовив ножницы, уже кромсали проволочные заграждения. Давно пристреленные немецкие орудия грозно молчали, потом залпом ошпарили картечью. Всюду замелькали чёрные мухи. Застрекотали пулемёты. Под кинжальным огнём роты залегли. Через минуту стало ясно, что атака захлебнулась. Оставляя раненых, поползли назад. Обессиленные, сваливались в окопы. А ураганный огонь не прекращался. Снаряды ложились кучно, а один, пущенный вдогон, разорвался в траншее, сразив осколками полкового священника. Чернориз смотрел на громоздкий, съехавший набок крест, на окровавленную рясу, торчавшую из-под накинутой сверху солдатской шинели, переводил взгляд на скорчившегося рядом Лангофа и не мог понять, отчего тот, обхватив голову, плакал, мелко сотрясая плечами.

Марков оказался прав. Благодаря отвлекающему удару казачьи части южнее прорвали фронт, уйдя в глубокий рейд по немецким тылам. Марков подал рапорт, докладывая, что в связи с тяжёлыми потерями полк нуждается в немедленном переформировании. Сообщив об этом офицерам, он попросил Лангофа задержаться.

– В других ротах неспокойно, – хмуро сказал Марков, когда они остались одни. – Офицеры жалуются, много недовольных, социалисты ведут подрывную деятельность. Вы им симпатизируете?

– И потому покрываю? Нет. Но я их понимаю.

– Я тоже! – вскочил Марков. – Половина состава выбыла. А войне конца не видать. Хотите кипятка? Самовар ещё горячий.