Тициано Терцани - Конец – мое начало

Была еще одна проблема: моя мать была помешана на чистоте. Футбол значил для нее валяться на земле и пачкать одежду, поэтому она строго контролировала все, что я делал. Помню, с каким страданием я, стоя у окна на Виа Пизана (мне было шесть, семь или восемь лет), наблюдал, как ребята из нашей школы, довольные и чумазые, шли играть в мяч. Как раз перед нашим домом была площадка, которую после войны расчистили от металлолома, останков танков. И мне приходилось стоять у окна и наблюдать, как они играют на этой площадке в мяч!

Фолько: Как же это тебя, должно быть, угнетало!

Тициано: Еще как. До такой степени, что мне пришлось изобрести собственный мир. Моя мать была отличной рукодельницей. Чтобы как-то сгладить свою вину за то, что не отпускала меня играть в мяч, она сшила мне перчатки и наколенники. Когда я шел по Виа ди Соффиано за руку с матерью и меня спрашивали: «Будешь играть?», я отвечал: «Нет. Я вратарь в другой команде», притворяясь, что играю в команде другого квартала.

Смеется.

Но и там я не играл тоже – не мог, мать не разрешала. В то время произошел небезызвестный случай с Толстячком, который кинул в меня камень со словами «Эй ты! Зачем тебе вообще твоя пипка?», намекая на то, что я трус, девчонка. Из-за этого камня у меня появился первый в моей жизни шрам на лице.

Вот он, мир, в котором я рос и из которого я сбежал при первой попавшейся возможности.

Фолько: А дедушка тоже был против того, чтобы ты играл в футбол?

Тициано: Отец играл очень ограниченную роль в повседневной жизни нашей семьи: он очень рано уходил и возвращался поздно вечером. Весь день я был с мамой. А мать моя, надо признаться, была довольно своеобразной. И натерпелся же я из-за нее страху за мои шалости, самые обычные для детей. Однажды я разбил стекло того самого буфета из ее треклятого приданого. Мячом или чем другим – не помню. Я был в конце концов мальчишкой, баловался и шалил, и вот стекло – вдребезги! Господи! И перетрухнул же я. У матери не хватило духу надавать мне оплеух и запереть в темной комнате, как было принято наказывать детей в те времена. Вместо этого она пригрозила: «Вот придет отец – он тебе задаст». Помню, с каким ужасом я ждал шесть-семь часов, когда вернется отец и устроит мне взбучку.

Фолько: И он тебя наказал?

Тициано: Не помню. О таких вещах не хочется помнить.

Еще моя мать чрезмерно опекала меня. На самом деле, мое последующее бегство было, прежде всего, бегством от нее. Отец был другим. Да, он был слегка робким – боялся силы, власти, – зато умным и потрясающе щедрым человеком. Такие вещи не забываются. Он нес груз ответственности за всю семью, работал, чтобы прокормить нас, но за ужином самая большая отбивная доставалась не ему, а мне. И все-таки, он был главой семьи, это не обсуждалось.

Еще не забыть. Хочу рассказать о происхождении нашего семейства и фамилии, а также о месте, откуда мы родом. Ведь твой сын и знать не будет, откуда взялась его фамилия, Терцани.

Терцани происходят из местечка Мальмантиле в 20—25 километрах от Флоренции, это на берегу Арно рядом с Понтедера. Забавно, но я сам открыл это местечко совершенно случайно, до этого я никогда не слышал о нем. Знал только, что Терцани были каменщиками. Сейчас не совсем понятно, что такое «каменщик», «каменщик» может означать многое. В то время это слово означало профессию каменотеса: наши предки тесали камень тосканского песчаника для мостовых, тротуаров, домов, крылец по всей Флоренции. Поэтому, когда я впервые встретился с Гвиччардини 6 6 Потомок флорентийской знатной и богатой семьи, в том числе Франческо Гвиччардини, политического деятеля и философа, жившего во Флоренции в 1483—1540 годы. и мы смотрели на Флоренцию с высоты их палаццо, я сказал: «Этот город построили мы вместе. Вы благодаря идеям и деньгам, а мы своими руками. Потому как камни, в том числе для этого палаццо, тесали мои предки».

В Мальмантиле мы обнаружили грот Терцани. Это то место, где наши предки многие века добывали и дробили камень для последующей транспортировки во Флоренцию. Задумайся: ведь этот труд равноценен труду древних египтян, строивших пирамиды.

Но что нас впечатлило больше всего, меня и маму, когда мы были там, так это темная, мрачная хижина с крошечной дверью в старом городе Мальмантиле внутри городской стены, где жили Терцани. Я сразу обратил внимание на огромный деревянный стол, который невозможно было бы занести внутрь через маленькую дверь, а стена дома была из цельного камня. Нам рассказали, что стол был сооружен уже внутри дома и что за ним трапезничала вся семья.