Почему паутинная стена казалась ему столь зловещей, Станчик не знал, но что-то подсказывало ему не касаться её и не подходить к ней. Знакомый мотив ветра – прерывистый и шелестящий, шумел у её основания, неся на себе бумажный мусор, дорожную пыль и грязный тополиный пух.
Напротив Станчика, на уровне глаз, бесконечными рядами, сходящимися на горизонте в точку, одна за другой возникали шпалы, последовательно и монотонно являясь между просмолённым щебнем и луговой травой. По соседству, в жёлтой стене, мерцал холодноватыми огнями ночной город. Станчик сразу узнал этот вид с четырнадцатого этажа – он любил смотреть из окна своей лаборатории на пустеющие улицы и засыпающие дома. Его всегда тревожила эта картина, которая казалась ему ещё более волнующей из-за цветных отражений приборных панелей на оконных стёклах и вспышек плазмы на опытных стендах – бесформенных, бледных, чем-то похожих на далёкое северное сияние.
На мгновение он забылся и почувствовал острый запах креозота, которым густо были пропитаны шпалы. Станчик не раз ходил этой забытой железной дорогой до взморья: единожды июльским зноем, когда все опушки и обочины горели фиолетовым пламенем кипрея, и много раз следовал по этому маршруту, прикасаясь к памяти, неизменно обогащаясь новыми впечатлениями и упущенными деталями давнего путешествия.
Он ступал по липким от смолистой испарины шпалам, но не ощущал прежней лёгкости и вовлечённости в праздничный мир, заполненный солнцем и душистым дыханием земли. То ли его смущало молчание птиц, то ли тревожил сквозящий ветерок, тащивший за собой вдоль рельсов невесть откуда взявшийся тополиный пух и бумажный сор.
Что-то выпало, исчезло из его жизни, без чего он просто не мог обходиться, чтобы полноценно чувствовать и существовать. Станчик изумлённо смотрел на чёрную точку на горизонте, в которую обратились убегающие из-под его ног шпалы. И справа, и слева её брали в гигантскую фигурную скобку заполняющиеся городской сутолокой улицы и просыпающиеся дома, которые могли быть хорошо видны только из окон прежней лаборатории, с его высокого четырнадцатого этажа…
Разъезжая по свету, Якуб никогда не нарушал установленного в юности чудаковатого правила – начинать приобщение к незнакомому месту со скучного новостроя и заштатных окраин. Поэтому он быстро пересёк привокзальную площадь, тесно обставленную домами средневековой постройки, и направился прочь по одной из нисходящих улиц, быстро и ни на что не отвлекаясь, будто бы знал – куда и зачем шёл.
На первый взгляд городок представился ему обычным провинциальным местечком, но впечатление, что он уже некогда здесь был, не покидало Якуба. По пути он то тут, то там замечал множество знакомых мелочей, бережно сохранённых памятью для того, чтобы теперь необъяснимо-чудесным образом воплотиться в чуждой для них городской среде.
Он шёл по заезженной булыжной мостовой, без конца оборачиваясь на разного рода приметные детали, легко угадывая откуда они родом: из прошлого, из его грёзы, из прочитанной книги или откуда-нибудь ещё.
Внизу улицы дома уже не стояли прижавшись друг к другу как наверху: их разделяли длинные ограды и небольшие дворики с разбитыми там цветниками, да и мостовая потеряла свою укатанность и блеск, в конце концов, остановившись перед маленьким ресторанчиком, перегородившим улицу и образовавшим тем самым своеобразный тупик.
Якуб никогда не пользовался услугами подобных заведений и был готов тотчас развернуться и пойти прочь, но через стеклянную дверь ресторана увидел бармена за стойкой, чьё лицо показалось ему знакомым, хотя память на этот раз смолчала, не выдав его ни намёком, ни тенью догадки.
Сказать, что это был просто человек, которого он запамятовал, Якуб не мог. Якуб был уверен, что никогда его не видел, но тем не менее знал.
Само по себе это было нелепо и странно, но Якубу пришла в голову ещё более дикая и ужасная мысль.
А что если всё его путешествие сюда, куда он так стремился неизвестно почему, имело всего лишь одну- единственную цель – встретиться с этим странным барменом, к которому неожиданно привёл его случайный маршрут. Но только случайный ли?
Читать дальше