Елена Медведева - Такая простая сложная жизнь. Сборник рассказов

Мои дядя, тетушка, братья водили меня по музеям, терпеливо выстаивая в многочасовых очередях за билетами, хотя сами бывали здесь уже по многу раз. Очень хорошо помню поездку в Царское Село – с трепетом входила в Александровский лицей, где учился Пушкин, вот зал, где юный кудрявый отрок держал экзамен перед стариком Державиным, комнатки-кельи, где он со товарищи жил, вот на этой скамеечке в парке он сидел и сочинял стихи, поглядывая на озеро, в котором будто бы топился Кюхельбекер. (Однажды Пушкин сказал другу: «Вильгельм, прочти свои стихи, чтоб я уснул скорее». Обиженный Кюхельбекер побежал топиться в пруду. Его успели спасти. Вскоре в «Лицейском мудреце» нарисовали карикатуру: Кюхельбекер топится, а его длинный нос торчит из пруда.)

Это зерно, посеянное моими родными, проросло во мне любовью к культуре и искусству, я уже не могла без этого жить – без интенсивной внутренней духовной жизни. Но когда возвращалась на родину, попадала в другую реальность, где было мало места духовным исканиям, спорам на кухне о новом романе или премьере фильма. Я уже не могла быть в классе как все и считалась «белой вороной».

Потом приезжала еще и еще. Дядя приобрел дачу в Парголово – дачном кооперативе для людей науки. Помню как сейчас деревянный дом со скрипучей лестницей на второй этаж, где мы поселились, с балкона можно было видеть маленький ухоженный огородик с зеленью, редиской и клубникой, которым тетя Клава очень гордилась, клумбы с цветами. Смешанный лес прямо за забором – как здесь спалось! Купаться ходили далеко, долго шли через густой лес, но усилия вознаграждались – круглое как пятачок озеро в окружении сосновых лесов и пионерских лагерей, песчаный берег. Вода всегда холодная, будоражащая. Восторг! А здесь уже отличался мой младший брат – в плавании не было ему равных, впрочем, как в волейболе и в шашках и шахматах. Гибкий, ловкий, сверкающие бирюзой глаза на загорелом лице – я была тайно влюблена в него, ведь влюблялись же в пушкинские времена в своих кузенов.

Очень любила гулять по Васильевскому в одиночестве. А как же иначе, когда здесь, недалеко от дома моего дядюшки, – Академия художеств, знаменитые сфинксы на ступеньках, спускающихся к Неве. Ах, эти черные воды Невы, художники с мольбертами и блокнотами, рисующие дворцы на другом берегу. Интересно было смотреть, как, штрих за штрихом, прорисовывается на листе карандашный абрис Зимнего или тоненькая фигурка девушки на мосту. Уж не я ли это?

А Литературный музей, так называемый Пушкинский дом? Сколько раз я была здесь одна и бродила по залам – Достоевского, Пушкина, Лермонтова… Боже мой, ведь я видела здесь самого Дмитрия Лихачева! Он был директором музея, а вел себя как скромный, обычный человек – со всеми здоровался, разговаривал мягко, приветливо, даже у меня что-то спросил, типа интересно ли мне здесь. Тогда я еще не представляла себе масштаба его личности, и для меня он был просто интеллигентным человеком, истинным петербуржцем, безумно любящим свой Дом, свое детище.

А потом случилось малодушие. Я изменила своей мечте – побоялась приехать в Ленинград после окончания школы, испугалась, что не поступлю в институт и пропаду, потеряюсь. «Ты слишком домашняя, чтобы бороться за жизнь в большом городе», – говорили мне близкие, и я отступила. Это была самая большая ошибка в моей жизни, повлекшая за собой череду необратимых случайностей, сложившихся в судьбу. Я уехала в провинциальный город, прожив там семь лет, но он так и остался мне чужим. Нельзя изменять своей любви, своей мечте, не надо ничего бояться! Моя подруга, приехавшая из тамбовской деревни, откуда родом были мои предки, не побоялась бросить вызов судьбе. В мединститут, чтобы стать врачом, как мой дядя, она не поступила, но не испугалась. Работала дворником – зимой колола лед, осенью убирала бесконечную листву, жила в комнатушке на правах лимитчицы. На следующий год рисковать не стала, поступив в другой вуз, где конкурс был поменьше. Встретила там свою половинку, в 90-е они организовали семейный бизнес и сейчас уже являются полноправными петербуржцами, имея абсолютно все для счастливой жизни.

…Тридцать лет я не была здесь. Почему? Завертелось колесо отдельно взятой жизни, то есть моей, попавшей в бурный водоворот событий, повернувших жизнь так, что не было возможности не то что в Петербург, в соседний город съездить. Сначала перестройка и исход русского населения из «братских» республик, тяжелый и небескровный, потеря всего нажитого, родственников, которые устраивались кто где мог, в разных уголках страны, начало жизни с нуля, скитания по чужим углам с маленькими детьми на руках. Потом жизнь так или иначе налаживалась, но были маленькими дети, надо было их растить, воспитывать, вкладывать в них средства, которых никогда не было достаточно.