Денис Лыко - Место наблюдения за богом

Помню, как-то, нашёл у родителей презерватив и изрезал его ножницами. Естественно, из любопытства. Делал я это с необычайной легкостью, без малейшей опаски быть наказанным. Это потому, что я знал – запросто верну все в первоначальный вид. Вера в невозможное была присуща мне ещё тогда.

Учился я неважно. Хотя, как можно плохо учиться в начальной школе, до сих пор не представляю. Тем не менее, мне это удавалось. Скорее всего, на мыслительном процессе стала негативно сказываться атмосфера того времени, с ее понуростью и сокрушенностью. Видимо, я чувствовал, что законы жизни меняются и нужны другие знания. Более практичные. Как говорится, на злобу дня.

Надо еще сказать, что ходил я не в обычную школу, а в лицей искусств. Спасибо родителям, что не отдали меня на растерзание в местную. Там бы, с моей врожденной уязвимостью, я бы долго не протянул. Хотя, кто его знает? Может местная гопота научила бы меня стойкости. Воспитала бы во мне веру в свою правоту и силу. Притупила бы органы чувствознания. Ведь от них, как выяснилось позже, лишь одни беды.

С переходом в пятый класс все ухудшилось. Восприятие окружающего мира становилось более осознанным, а оценки хуже. (Вообще, я заметил – к нормальным людям понимание важности учебы приходит непосредственно во время учебы. К таким как я – десятилетие спустя).

Конечно, все было не настолько ужасно. Просто реальность, в течение нескольких лет была подпорчена каждодневным употреблением макарон, дешевой некачественной одеждой и всеобъемлющей неуверенностью в завтрашнем дне. Только совсем недавно я понял, что это было практически с каждым в то время.

Социальное благополучие семьи начинало движение по наклонной. Жалость к себе и родным формировалась на уровне подсознания. Внутренняя гармония левитировала над пропастью отчаяния. Детские травмы легли в основу нелегкого характера.

Беспощадный и удивительный парадокс того времени – куча работы и полнейшее отсутствие денег. Почему этот период не занесен в анналы мировой истории? Почему о сухом законе в Америке знает весь мир, а о девяностых нет?

Начался художественный бег трусцой от реальности. Причем в непонятном направлении и с отдышкой. Я стал заниматься рок-музыкой. Родители были не против. Они сами любили Наутилус, Агату Кристи в молодости. Но при этом дома постоянно слушали «русское радио». А мои продвинутые друзья увлекались шестидесятыми в Америке и Англии. Я был между двух огней. С одной стороны сопленосая, но гордая Танечка Буланова, с другой – обезоруживающе-философский Пинк Флойд.

В доме появилась гитара. Причем продал ее отцу мой крестный. Поломанную… Кстати, с этими крестными мне не повезло, собственно как со всеми остальными атрибутами нормальной жизни. Некую мифическую Машу я никогда не видел – говорят, уехала в Америку на ПМЖ. Но, я ей это почти простил. Крестного видел – пару раз на улице…

В какой-то момент родители решили взять бедность измором. А точнее предпринимательской жилкой. А если еще точнее – они пошли торговать на базар. Благодаря родителям я теперь знаю, что «базар» и «бизнес» это несопоставимые вещи. В то время, у нас в городе появился даже самый большой рынок в восточной Европе для людей с высшим образованием. «Барабашово», названный в честь великого академика, стал символом эпохи. Среди продавцов были учителя, профессора, инженеры. Оно и понятно, с таким-то символическим названием.

Харьков – это такой себе не вконец испортившийся человек, со своими прелестями и пороками. Барыга, который, например, занят в кружке художественной самодеятельности. Руки его по локоть в спекуляции, а душа тянется к прекрасному. Девяностые – родные сестры этого города. А базарный бизнес – батя. Это город временных трудностей, затянувшихся на всю жизнь.

Вообще, Харькову всегда была свойственна гигантомания. У нас самая большая городская площадь (на самом деле не самая и харьковчане знают об этом, но продолжают упорно говорить, что, все-таки, самая большая). Самое большое количество институтов. То, что в Харькове впервые в мире расщепили атом, у нас знают даже харьковские дети. По большому счету, Харьков мог бы быть столицей мира. Но, однажды, что-то пошло не так. И так и по сей день.

И как вы думаете, где я вырос? Я вырос в самом большом в мире спальном районе, который нельзя обойти и за несколько дней. Даже спортивной ходьбой. Шагами мерить пространство тут бессмысленно. Минимум – футбольными полями.