Илона Якимова - Белокурый. Король холмов

Хобгоблин Ноблс писал с педантичной аккуратностью, почерком мелким, резким, словно птичий скок. Странно было увидать в этом захолустном углу такую чистую манеру ведения бумаг. Примерно половина книги была заполнена записями Патрика Болтона – крепкий и жирный унциальный шрифт, куда более ясный, чем изящная вязь епископа Брихина. Железный Джон, между тем, молчал, словно воды набрал в рот. Не то, чтобы Белокурый ждал от него любовных писем, но без ехидства младшего дяди ему было как-то не по себе. В конце концов, они довольно долго прожили бок о бок – мог бы и поинтересоваться успехами племянника в Приграничье.

– Если ваша милость желает, я могу дать подробнейшие пояснения, – мягко сказал Джибби Ноблс, возвращая графа от размышлений к действительности.

Босуэлл поднял голову. Он сидел за столом, листая толстый том, Ноблс стоял напротив, чуть изогнув и без того кривоватый хребет, с видом полной покорности господину. Стоять ему было неудобно, однако он терпел и только моргал маленькими, глубоко посаженными глазками, но понять, что отражается в этих глазах, кроме дрожащего огонька свечи, было невозможно. Кусок торфа в камине рухнул в глубину топки, рассыпавшись фонтаном искр, и отсвет упал на руки Джибберта Ноблса, сложенные на животе – крупные суставы кистей, бугристые, узловатые, искривленные… это какая-то болезнь, отвлеченно подумал граф, Брихин что-то такое рассказывал про своих нищих… или то были не нищие? Ему должно быть дьявольски больно держать перо, этому смешному человечку.

Патрик разрешающе махнул рукой, опять углубился в книгу. Ноблс с благодарностью присел на скамью в отдалении.

Довольно скоро граф привык разбирать и пространные изложения счетовода, и короткие фразы дяди. Вот запись от двадцать второго года в самом начале тома… «Колдингэм. Необратимо» . Твердый, уверенный, без наклона почерк Патрика Болтона, все буквы прописные. Дальше, в двадцать третьем, «Керр, два. Необратимо. Уплачено сто пятьдесят» , в двадцать четвертом – «Джорди Хепберн, Оливер Крозиер. Необратимо. Принято по семьдесят» . Все это перемежалось вполне миролюбивым «принято пятнадцать галлоуэев от Раутледжа» , «принято тридцать голов молочного скота от Грэма» , «выдано пять фунтов на увечье Нилу Крейгу», «принято четыре гостя, по сто на каждого» – если не знать, что это были финансовые результаты рейдов по ту сторону границы, из года в год, за осень-зиму каждого года больше всего. Здесь же были учтены доходы от продажи краденого скота на ярмарках в Джедбурге, Мелроузе, Карлайле, и немалые деньги текли в казну графа Босуэлла из Караульни Лиддела, лорд Болтон, по-видимому, был удачливый рейдер и рачительный хозяин. «Принято от Форстера… Робсона… Ридли… Чарлтонов… Милбурна». Принято, принято, принято. Где дважды, где трижды. Как видно, в иные хлебные места Болтон наведывался регулярно. О, что-то знакомое! «Принято Джоном Хепберном от Фенвиков» . Епископ нарисовался перед внутренним взором как живой – в седле и с джеддартом, правда, тогда он еще не был де-факто епископом, конечно… «Расход на дозор: пять фунтов черного пороху, фунт свинца, три десятка стрел для щеколды» – стрелы для щеколды поставили графа в тупик, он поднял голову, смахнул со лба светлую витую прядь, спросил у Синей шапки:

– А «необратимо», надо полагать?

– Да, – тихо отвечал тот.

– А суммы?

– Вира за кровь, полученная или данная жалобщикам.

– Что ж, видно, Керры стоят дороже наших… зачем же он это пишет? Это ведь прямое признание вины.

– Лорд Болтон, – отвечал печальный брауни, поблескивая умными глазками, – во всем любит порядок. А до книг никому, кроме меня, дела нет.

И потер пальцы на руках, при этом лицо его исказилось не болью, но воспоминанием о боли, а съехавший с запястья рукав рубахи обнажил старый, круглый шрам от ожога, похожий на печать… и Белокурый внезапно все понял. Болезнь тут была не при чем. Но с тем большим уважением он подумал о Ноблсе, способном теперь так чисто вести свои книги.

– Не стану спрашивать, мастер Ноблс, кто переломал тебе пальцы…

Джибби бросил на молодого лэрда взгляд, полный ужаса, и поник головой.

– Я… я сам…

– Сам? Будет, мастер Джибберт… я спрошу о другом: чего ты хочешь?

Ноблс медленно поднял голову, потом поднялся с лавки, потом, как показалось лэрду, попытался встать на колени, однако ноги не слушались, и он снова рухнул на скамью.

– Ваша милость…