Олег Соломатов: Духи Тургояка. Сказы Веры. Книга вторая

База отдыха «Форелька», зимняя прорубь…

А дальше начинается чудо! Тело горит! Жар исходит изнутри и распространяется не только на тебя, но и на расстояние вытянутой руки. Облако пара окутывает тело, как будто кто-то плеснул воды на горячие камни в бане. Ощущение такое непередаваемое, что окружающие отдыхающие, следившие за твоими предыдущими действиями в сторонке, поднимают повыше воротники, поглубже нахлобучивают шапки и вертят у виска. Тапки примерзают к поверхности льда, волосы после окунания уже замерзли, как ирокез у панка, а тебе хочется, распластав руки, еще постоять на свежем воздухе, взять фотоаппарат и запечатлеть остальных купальщиков. И пусть на улице минус двадцать семь, ведь в воде озера – целых плюс четыре! Жара фактически.

Вот и сегодня такой насыщенный событиями день. Утром стрельбы на морозе, сейчас – контрастные ванны. Выгружаемся, переодеваемся, накрываем поляну, периодически сачком отгребаем лед, быстро намерзающий на поверхности проруби, и из сауны гуськом в прорубь, потом снова в сауну, потом горячий чай с травками, очередными кухонными байками – и процесс повторяется по кругу. После седьмого круга уже стемнело… Оплаченное время закончилось, и мы расползаемся по машинам, в последний раз дав сигнал отхода по клаксону, разъезжаемся по своим квартирам.

За эти два дня заряд внешней энергией был максимальным. Спать совсем не хотелось. Прокрутившись в постели часа полтора, я встал, выпил родниковой воды из кулера и, подойдя к оконному подоконнику на кухне, уперся взглядом в толщу ночного воздуха за стеклом. Мимо окна начали пролетать крупные пушистые снежинки. Похоже, мы находимся на стыке двух фронтов воздуха, между зонами повышенного и пониженного давления. На таких границах обычно идет дождь или снег. Вот и я вместе со снежинками оказался на передовой такого вот фронта. Тишина ночной квартиры прерывалась только булькающими звуками шумящей горячей воды в батареях. Разогнанная теплом и холодом внутренняя энергетика заполняла тело всё выше и выше, а когда она достигла горла, я мысленно представил, что еще немного выше – и я захлебнусь. Но неожиданно случилось другое: в голову хлынул поток очередных воспоминаний прошлого. Он был такой яркий и подробный, что я замер на месте и боялся спугнуть его естественный равномерный ход…

…За окном летел пушистый снег наступившего 1978 года, создавая на подоконнике за моим окном легкую, воздушную вату. Я лежал в своей кровати и одним глазом косился на этот рыхлый слой кристаллов, изредка переводя взгляд на телевизор в углу, по которому шел очередной советский фильм про нашу доблестную милицию, всегда раскрывающую самые запутанные преступления. Почему одним глазом? Да потому что на втором выскочил ячмень, от которого глаз отек, а в точке нарыва т окало, как будто внутри сидел кто-то и равномерно забивал микрогвозди в мое воспалившееся веко.

Как это обычно бывает, вчера до изнеможения катался с дружками на катке. Разгоряченный, мокрый от пота и с расстегнутой верхней пуговицей куртки, так что, по выражению моей бабушки, было «горло на голе», ну а потом «укатанный» поплелся до дома. Коньки снимать не хотелось, вот всю дорогу и шагал по краям сугробов, чтобы ноги от усталости не подкашивало, а сегодня с утра вот результат: глаза не видно. Лежал я и думал: почему я не могу вспомнить ни одного фильма, где у главных положительных героев не получается выполнить задуманное жизнеутверждающее дело из-за болезней, которыми часто болеют обычные граждане Советского Союза. Ни разу эти киношные герои не жаловались на недомогание, ни разу Штирлиц не появился у Мюллера с фурункулом на глазу, хотя в Германии сырой климат и шпион-разведчик, попавший из другого климатического пояса, обязательно должен испытывать подобные непредвиденные воспаления на теле. Так я рассуждал, когда косился здоровым глазом то на снег за окном, то на экран телевизора.

А может быть, настоящие герои совсем не болеют, и даже когда их ранят в плечо или ногу, делают себе перевязку и через пару минут, словно забыв о боли, бегают, как ни в чем не бывало, пока не победят врага. А уж о болях живота от немытых продуктов или о зубной боли от кариеса в фильмах ни слова! Враг – вот тот совсем больной, и подчас герой даже жалеет его, когда узнаёт, что хоть убивай его, хоть не убивай – всё равно помрет. Но по сюжету враг даже в предсмертных муках, даже в последнюю секунду своей никчемной жизни, пытается навредить герою.