Вера Заведеева: Минувшей жизни злая кровь

Школьные учителя, в основном эвакуированные ленинградцы, волновались не меньше своих учеников: как-то сдадут экзамены их подопечные? Хорошо ли они их учили? Отплатили ли они добром родным этих ребят за приют, за то, что не дали приезжим умереть голодной смертью? Ведь некоторым из них – библиотекарям, музыкантам, артистам, писателям, художникам, служащим – пришлось самостоятельно постигать премудрости педагогики, полагаясь на свой жизненный опыт и помощь профессиональных коллег, среди которых была и вузовская профессура. Они старались вложить в учеников все, что знали и умели сами, и не только по своему предмету. Приросли душой к этим самобытным ребятам, по-крестьянски приметливым, хватким и работящим, которые прочно стояли на своей земле, но мечтали покорить весь мир за ее пределами. И все же этих учителей неудержимо тянет домой, в разрушенный Ленинград. Вот окончатся выпускные экзамены, и начнут они собираться в дальнюю дорогу.

Десятиклассница Зойка Попова была почти что хорошисткой и не слишком боялась экзаменов. Ее больше беспокоило то, удастся ли выцарапать справку для получения паспорта – без него никуда не уедешь. Парней-то сразу после школы в армию заберут, а оттуда дорога открыта во все стороны. Если вдруг на войне не убьют или не покалечат. Да уж, наверное, и не успеют они на войну-то. Сельсовет, конечно, может дать направление в институт и оформить все бумаги – ведь району нужны молодые кадры с высшим образованием. Зойкиной старшей сестре Марии такое дали… но только в ближайший сельскохозяйственный.

Мария, очень способная к математике, круглая отличница, учится в институте механизации и электрификации сельского хозяйства уже третий год в прокопченном разноцветными дымами уральском городе, живя в общежитии на тощую стипендию. В каникулы ненадолго приезжает домой подкормиться – скелет скелетом, изможденная, почерневшая материна любимица и «красавица». Но у родителей, кроме нее и Зойки, еще пятеро ненасытных ртов мал мала меньше. Всех надо поднять на ноги и тоже выучить – ученье-то в старших классах платное. А что ждет сестру после института? Грязная машинно-тракторная станция с грубым мужичьем? Нет, Зойке такая радость не нужна. У нее талант. Голос. Колоратурное сопрано, как говорит живущая у них в доме библиотекарша-ленинградка. Зойка и на школьных вечерах пела и даже в клубе выступала. Ей надо пению учиться. В консерватории. И обязательно в Москве. Где же еще? Она так решила. Не в колхозе-совхозе же всю жизнь прозябать?

Справку в сельсовете дали. Помог троюродный дядька, который недавно демобилизовался по ранению и директорствовал в местном леспромхозе. В начале августа Зойка засобиралась в дорогу. Да собирать-то особо нечего было: самую ценную вещь в семье – материно зимнее пальто с рыжей лисой, сшитое перед войной на ее премию к медали «Мать-героиня», – та решительно отдала старшей. Эту обиду Зойка бередила в себе всю свою жизнь. Зато ей достался фибровый чемодан с блестящими замками. Старая картошка, шматок сала, несколько луковиц, пяток яиц, мешочек семечек, да испеченные матерью накануне шаньги и «подорожники», прикрытые сверху немудреными одежками, – вот и весь багаж. Сердобольная родня наскребла немного денег на дорогу.

Зойка в белой «модной» беретке на макушке, в суконном пиджачке из списанной зеленой с проплешинами скатерти, позаимствованной у клубного «президиума», в сатиновой школьной юбке, в закрашенных мелом парусиновых тапочках и закатанных баранками чулках «в резинку», наподобие носков, с раннего утра беспокойно выглядывала в окошко леспромхозовскую машину, которая довезет ее до железнодорожной станции Бердяуш. Оттуда она доберется до Златоуста, где ее встретят дальние родственники и посадят на московский поезд. Прощаясь, рыдали как по покойнику – и свои домашние, и набежавшие родственники, подружки и соседи. Куда ее лихоманка несет? За тысячи верст… Только-только восемнадцать исполнилось… Кто ее где ждет в такое неспокойное время? Не сломит ли башку на чужой сторонушке такая своенравная и видная девка? Жизни-то ведь совсем еще не знает… И помощи, на которую тихо надеялись родители – малых-то поднимать, – тоже теперь от нее не жди… Вырастают детки и разлетаются по свету. Только их и видели… Так уж заведено.

Московский пассажирский брали с боем – время-то все еще военное, вагонов мало, пути забиты товарняками и санитарными эшелонами. «Все для фронта, все для Победы!» Златоустовский родственник, позвякивая медалью «За отвагу!» на выцветшей гимнастерке с аккуратно заправленным за ремень пустым рукавом, пролез в общий вагон, волоча одной рукой чемодан с узелком местных гостинцев, и втащил в окно Зойку, которую с платформы заталкивали в него тетки. «Полезай быстро на третью полку и не выглядывай оттуда!», – скомандовал на прощанье бывший солдат, пробивая себе путь к отступлению. Зойка забилась в уголок и спряталась за своим чемоданом. Проверила застегнутый булавкой потайной карман с деньгами и документами, который мать заставила пришить к поясу юбки с изнанки. Все. Теперь ее отсюда никто не сгонит.