– Дед, – говорю, – набегался в усмерть! Двадцать километров отмахал.
Дед на похвалу никогда жадностью не отличался:
– Молодец! – оценил тренировочное рвение.
И добавил:
– А я, внучок, за плугом по пятьдесят километров в день проходил.
– Да не может быть! – не поверил я. – Свистишь ты, дед, и не морщишься!
– Как не может?!
Дед окончил четыре класса церковно-приходской школы, но с математикой был на ты. До седьмого класса помогал мне задачи решать. Лишь в восьмом сдался, когда подошли к алгебре и геометрии:
– Всё, внучок, моих университетов не хватает. Кумекай сам.
Географию знал лучше меня. Любое государство назову, тут же выстрелит, где находится – в Африке, Азии или Америке – столицу назовёт, с кем граничит, под какими империалистами-колонистами ходило. Историю, может, не лучше меня знал, но в объёме школьной программы на твёрдую четвёрку. Кроме всего прочего – дед пел хорошо.
– Ты сам посчитай мои километры за плугом.
Дал мне исходные данные: ширину борозды, площадь поля… Я быстренько помножил, разделил и получил сорок девять километров. Столько дед проходил в день, держась за чепиги – ручки плуга. Отправлялся на поле с тремя парами лошадей. В шесть утра начинал вести первую борозду, через пару часов менял лошадей. Кони отдыхали, дед продолжал пахать. Через два часа впрягал третью пару и так дотемна.
Основной доход прадеду Трофиму приносила мельница, зерновые выращивали для собственных нужд. Мельница вальцовая, на три сорта помола. Приобрёл её на паях с товарищем. В паре недолго владели, компаньон заболел и умер, Трофим отдал половину пая вдове и сделался единоличным хозяином. Мельница славилась на всю округу, такого тонкого помола ни у кого поблизости не было. В хозяйстве у Трофима были лошади, верблюды, свиньи, гуси, куры. Как дед говорил: никто поголовье кур-гусей не считал. Количество яиц корзинами мерили. Трофим из костинцев первым оказался в списке на раскулачивание в 1930 году. Не помогло, что его сын, мой дед Лука, служил в Гражданскую в дивизии Чапаева.
Раскулачивали прадеда в три захода. То ли совестливые экспроприаторы попались, то ли аппетит не сразу разыгрался обирать односельчан до нитки… Перво-наперво с мельницы турнули деда комбедовцы: вымётывайся, мироед. «Мироеда» выгнали, мельница вскоре остановилась, комбедовцам некогда было ею заниматься, да и не умели. На втором этапе раскулачивания Трофима прошлись по сундукам, амбарам, кладовым и погребам – подчистили всё, увели большую часть скотины, наконец, в третий на всё оставшееся лапу наложили – дом, надворные постройки, двух лошадей, трёх коров, четырнадцать овец, сельхозинвентарь (этот список фигурирует в решении суда за 1996 год по факту незаконной конфискации). Жил прадед на тот период одним домом с женой Феодосией, пятнадцатилетней дочерью Евдокией и сыном Лукой, моим дедом. У деда была жена Февронья и четверо сыновей, мал мала меньше.
Имущество конфисковали, из дома выгнали, а и этого было мало, вошли в раж преобразователи села – грозили расстрелом. Бабушка Февронья каждый вечер одевала мальчишек-сыновей во всё чистое. Расстрельные акции велись по ночам. Слава Богу, обошлось, не обагрилась чистое бельё кровью. Трофима с семьёй из девяти человек отправили на спецпоселение в Архангельскую область (тогда Северный край), под Котлас, в Черевковский район.
В марте привезли с большой группой таких же горемычных кулаков на берег речки Ёрга. Прямоствольные сосны в синее мартовское небо упираются, чистейший снег по грудь. Ни домика, ни навесика – девственная природа на многие километры во все стороны света. Дед Лука оказался невольным свидетелем разговора двух охранников. Один другому:
– Надо бы переписать их.
– Да ну время тратить, летом перепишем, кто жив останется.
Отцу моему и двух лет не было (через три месяца исполнилось), его брату Алексею – четыре года, Александру – шесть, Николаю – одиннадцать.
Мужики взялись за топоры, поставили шалаши. Летом отвоевали у леса площадку, стали строить бараки… В зиму вошли в них. В одной комнате селилось по две-три семьи. Не все до первой осени дожили, но наши все. На следующий год спецпоселенцам была дана команда строить восьмиквартирные дома.
Прадеда Трофима быстро вычислили на золоторукость и забрали в районный центр Черевково. Начальство себя не обидит, решило: такой кулак самим пригодится. Одному начальнику печь переложил, тот передавал мастера другому. Складывал печи, катал валенки, шил полушубки, столярничал. Жил практически свободно и неплохо зарабатывал. Имел возможность помогать семье сына Луки. Несколько раз в год проводил гуманитарные операции. Закупал съестное, отпрашивался у начальства и, как правило, в ночь, отправлялся в Речушку, такое название получил посёлок спецпоселенцев. В начале второй зимы приехал на санях, в которых была мука, крупа, рыба мороженная, а мясо пришло своими ногами. Лошадь, на которой прибыл, тут же забили, зиму кормились кониной. Вся семья у деда Луки выжила.
Читать дальше