Кристина Струк - Между молотом и наковальней

Вот мы и стоим здесь, под мокрым снегом, во имя тех, кто умер, как голодные побитые собачонки, вымаливая подачку. Так, я уверена, они видят нас. Потешаются в своих кабинетах, потягивая пятидесятилетний виски из хрустального бокала, зашлют нам молодчика с высокопарными речами, обещаниями и напускным сопереживанием и разойдемся мы по своим убогим общагам, жареный картофель уплетать.

Ну уж нет! Не дождётесь!

В этом и проблема наших сограждан: мы слишком долго терпим, срываемся, потом устраиваем бунт и дебош, нам обещают изменения, и мы идём жить дальше, утешив себя: «Ну нам же пообещали, мы же им устроили тут, они нас явно боятся!». Не боятся. Тянут время, находят уйму отговорок, дотягивая до момента, когда кто-то смирится, кто-то утратит веру, а самая малость будет копить злость и дальше, пока не случится рецидив. Круг замыкается, история повторяется.

Я смотрела на свои промокшие в дермантиновых берцах ноги и в очередной раз достала сигарету, создававшую в моих лёгких иллюзию обогрева. Тушь на моем лице растеклась от мокрого снега, а люди думали, что я плачу. Один из анархистов, прибывших поддержать нас, подбежал ко мне с платком и протянул мне свою толстовку, ловко достав её из рюкзака, при этом не выронив файера, какие я успела увидеть краем глаза. Он улыбнулся очаровательной улыбкой, я поразилась его высокому росту и крепкому телосложению, мне сразу стало спокойно, как только они протянул к моему лицу зажигалку и прикрыл своим телом от ветра.

Нет, сейчас не время думать о парнях, я поблагодарила и отстранилась немного в сторону, сейчас не время изображать из себя бунтарку, при этом флиртуя с парнем.

– Через пятнадцать минут отойди к тому краю и постарайся прикрыть руками лицо, – взмахнул он рукой по направлению к забору и ушёл, растворившись в толпе, скрывшись за баннерами, торчащими над их головами.

Минута в минуту грянул взрыв. Толпа анархистов, с файерами и дубинками рванула на силовиков, сметая все на своём пути. Часть студентов осталась стоять в ступоре, кто-то подхватил волну агрессии и побежал вслед за воинствующими, размахивая баннерами, подобно флагу или мечу, кто-то, что естественно для бедных испуганных студентиков, пришедших «за компанию», стал убегать.

Я же стояла завороженная, чувствуя, как адреналин, уверенностью в себе и неимоверной силой, начинает проникать в мои вены. Я хотела одного: стать одной из них, но прежде, мне нужно узнать об этом все, как работает эта система сопротивления, на чем она завязана, как мне стать полноправным звеном цепи этого механизма?

Когда мне было шестнадцать лет, у меня был товарищ, старше меня на семь лет. Нас познакомили общие знакомые и сошлись мы исключительно на литературе – это и дружбой назвать нельзя было. Он много путешествовал, и каждый раз возвращался с какой-то бесценной (по нашему мнению) книгой, а то и целой стопкой их. Раз в неделю мы виделись чтобы обменяться книгами, я, конечно, чтобы не упасть лицом в грязь, бегал по просторам Петровки, выпрашивал у отца возможность раздобыть ту или иную книгу, я был так горд, слыша от товарища того: «Ну ничего себе, где ты её нашёл?», но он всё равно «побеждал», вручая мне что-то исключительное и очень ценное. Я никогда не интересовался, чем он занимается, с кем и где живёт, кем он работает, раз в постоянных разъездах. Но однажды он не пришёл в наше обычное время и в привычное место. Я впервые понял, что не знаю ни его номера, ни адреса, ни даже фамилии, я едва ли был уверен, что «Эдгар» – его настоящее имя. Мне довелось простоять под хилым навесом в парке под проливным дождём, но я не сдавался и преданно ждал, до последнего метро, едва успев на него. Мне было обидно как ребёнку, у какого отняли игрушку, словно он меня предал, тот, кого я считал своим наставником. Новости застали меня утром, когда отец за завтраком читал газету: на первой полосе на меня смотрел Эдгар с нимбом низко качественного шрифта «Террорист совершил взрыв в Кривом Роге». Отец крякнул и отбросил газету, ворча: «Куда эта страна катится!».

Дрожащими руками я подобрал газету, в какой рассказывали про Рому. Его описывали как рьяного подрывателя, какого власти не могли найти на протяжении нескольких лет. Что за его спиной числилось несколько поджогов и взрывов, но тут впервые он убил человека – депутата, владельца предприятия, якобы святого во всех смыслах работодателя, на которого работало более тысячи человек. Далее шли слова скорби, приправленные уймой высокопарных пассажей (местные журналисты явно постаралась, ведь столичный журналист только «цитировал» их – интересно, сколько же человек на самом деле работало над этим материалом, дабы подать его в таком ключе?).