Дмитрий Помоз - Косатки

Ночная кухня – очаг философии.

Достав сложенные в хронологическом порядке письма, Надежда как раз собралась сделать свою долгую историю борьбы за здоровье дочери игрушечной. Запомнить ее заново и идти дальше.

На конвертах не было адресов, только адресаты – мама и Дашенька Орфаник. Они придумали такой способ общения в период самых тяжелых приступов, в дни, когда отчаянье как никогда близко подобралось к сердцу и разуму. Когда голова переспевала от мыслей и страстей. Их нельзя было излить разговором, они бессовестно сыпались из пустого в порожнее; бессистемно, беспорядочно и непонятно. Как энергия, которая передается от одного тела к другому и обратно, и никуда не уходит. Тогда они и придумали способ укрощать и избавляться от этой энергии. Их жертвой стала бумага, она ведь все стерпит, все расставит по местам и отфильтрует. Так Надежда и Даша начали писать друг другу письма. Обо всем, что считают важным, клином выбивая клин.

Дрожащим пальцем Надежда поддела самый верхний конверт – первый шажок на длинной дороге к победе. Два одинарных листка обычной тетради в клетку. Бумага грубая, словно искусственно состаренная, вся в графитовых разводах от тысячи затертых попыток правильно уложить в строчки душу. И в таком же количестве следов высохших на письме слез, случайно выпавших из глаз, когда подходящие мысли откупоривали чувства.

МЫ (Первое письмо).

«Дорогая моя Дашенька, душа моя! Я очень рада, что мы с тобой придумали друг другу писать! Если честно, эта идея пришла мне в голову благодаря тебе. Ты ведь так любишь читать классику. Как сейчас помню, в начале года застала тебя с Грибоедовым, вместо Алексина, а незадолго до этого с Пушкиным, а потом еще с Толстым – с обоими, и с Есениным. Ты читала их мельком, урывками, и это не удивительно. Не каждый взрослый может переварить ту пищу, которой они хотели напитать своего читателя. И тогда я заметила, что больше всего тебя увлекают письма героев их произведений. Письмо Татьяны Онегину, письмо Пьера Безухова Наташе Ростовой, «Письмо Матери» и еще много-много других. Ты искала их по всей нашей скромной библиотеке и делала закладки, чтобы перечитывать в любой момент снова и снова.

А по вечерам, когда ты ложилась спать, я открывала заложенные тобой страницы и читала те письма, как будто вместе. Чтобы понять тебя. Не знаю, чем тебя пленила такая затея, быть может, той близостью, той ясностью, тем настроением, которые могут создать одни лишь только письма. Той возможностью открыться, рассказать себя, которой не имеет разговор, неминуемо превращаясь в дискуссию, спор, или множеством окольных путей уводя от главного, так и не утолив жажду к личной истине.

И вот вчера я случайно вспомнила об этом. Ты сама мне подсказала: «– Мамочка, я больше не могу ни говорить, ни думать обо всем этом. Но, и не думать, и не говорить, тоже не могу! Что мне делать?».

Я искренне хочу верить, что письма помогут нам. Потому что в них мы имеем силу разговаривать и поддерживать друг друга, даже когда не можем быть рядом. Знаешь, милая, письма всегда пишутся из головы, а значит, делают ее легче.

У меня был всего только один день, чтобы придумать тебе первое письмо, но и его мы целиком провели вместе. Поэтому, как и обычно, я прошу помощи у ночи.

Я буду писать тебе, как взрослой, но ты имеешь право писать мне как ребенок: как хочешь, и о чем хочешь. Болезнь пробует забрать у тебя это право – быть ребенком, но мы ей не позволим, вот увидишь. В этих строчках мы не просто мать и дочь, взрослая и ребенок, здоровая и болезная; мы – отражения друг друга, мы то, что внутри. Мы одинаковые, мы одно.

Мы не будем писать друг другу каждый день, и обязательно ждать ответа. Мы станем свободными в своих словах и мыслях. Если мне вздумается, я напишу тебе рецепт торта, а ты мне про миграцию касаток, когда хорошенько ее изучишь. Или смешной анекдот. Или несмешной.

И ни в коем случае не сдерживай себя, не копи. Так же прямо пиши мне про нашу с тобой болезнь. Каждую эмоцию, каждую мысль. Все-все. Но никогда не забывай, хотя бы в конце писать про касаток. Потому что время будет идти, и болезнь станет отступать. И мысли о ней тоже. А письма по-прежнему надо чем-то заполнять. И ты даже не заметишь, как со временем припадков будет меньше, а касаток больше. А потом вообще останутся только касатки и несмешные анекдоты. – Вот увидишь! – повторяю я.

Верь мне! «Мама всегда права» – мне так моя говорила. И была права.

Придет срок, мы обязательно соберем все наши письма вместе и перечитаем их, радуясь какие мы с тобой сильные. И посмеемся. А если захотим – поплачем. Только уже не от горя, а по горю, которое только на бумаге и осталось. Да и с нее с каждым новым письмом норовит исчезнуть. Это будет наша семейная история, и она будет не хуже, чем у классиков. И такая же настоящая. Я тебя люблю!