Хаким Булибеков - КИПЧАК В АНТАРКТИДЕ

Прогуливаясь теплыми вечерами по Тулебайке, спальному району ЦК и Совмина, можно было слышать их настойчивое звучание из открытых окон, так похожее на перестук женских «шилек» об асфальт. (Сейчас подумалось: кто не слышал этого звука, стихотворение «Безнадежность ожидания», которое, как и все прочие, ассоциативно вспоминающиеся по мере продвижения рассказа и размещенное в Приложении к этой книге, наверное, не поймет).

Конечно, пишущие машинки были, но у проверенных Партией и очень нужных и преданных ей граждан: писателей, ученых, журналистов верхнего звена.

К таким ни я, ни мое ближайшее окружение не относились. Потому пришлось затратить на печатанье этих бумаг столько времени, сил и нервов, которые с самым простым ноутбуком и принтером обеспечили бы выездными документами всех алмаатинцев.

А вся сложность состояла в том, что все девять отпечатанных анкет и личных листов должны были быть похожи друг на друга, согласно неведомой инструкции, как Партия и Ленин. А они по Маяковскому – близнецы-братья.

Не допускалось разночтений во всех экземплярах – ни в знаках препинания, ни в буквах, ни тем более в словах. Исправления, подтирания и прочие замазывания исключались.

При этом, если ксероксы и были, то только у спецслужб. То есть их во всеобщем доступе не существовало.

В печатную машинку допускалось (все по той же инструкции) закладывать только два листа бумаги для печатания нужного мне документа, потому что третий печатный лист и в самом деле выглядел уж слишком блекло, особенно если копировальная бумага была «не первой свежести». А ее экономили, ведь она была в дефиците. Как и сейчас. Попробуйте-ка купить: уж теперь-то ее только в специфических музеях увидеть можно. Но, извините, отвлекся.

Итак, машинистке надо было сделать (с учетом, что анкета на двух страницах, а листок – на четырех), более полусотни закладок. Это если печатать без ошибок.

Сегодня даже трудно представить ту обиду и боль, когда «очепятка» выскакивала на последнем слове последней строчки. Перепечатывать всю страницу приходилось заново. Сизиф тут просто отдыхает.

Забыл сказать, что печатные машинки, хоть и не времен Остапа Ибрагимыча, были в основном механическими. Грохот стоял, как от зерноуборочного комбайна. Да и физических сил на печатание уходило не меньше, чем у жнецов казахстанского миллиарда.

Единственная на весь университет электрическая машинка, как торжество победы Фарадея над Ньютоном, пребывала в приемной ректора. Как и миловидные секретарши, она была достопримечательностью помещения. Это был не для меня шесток.

После ходатайства декана физфака, все того же Дмитрия Васильевича, мои бумаги взяли в машбюро университета. Но Первый отдел документы всё время возвращал, находя в них какие-нибудь ошибки.

Сроки поджимали, и я уже был близок к панике, но помог Серик Аскаров.

– У тебя деньги есть? – сразу спросил он, едва понял суть проблемы.

– Смотря сколько, – ответил я. (А что еще ответишь со 150-ти рублевой зарплатой?).

Кстати, я собирался предложить вознаграждение машинистке за аккуратность. Но не знал, как это сделать. Не умел еще.

– У меня одноклассница машбюро курирует. Пригласим в кабак, – доверительно стал объяснять свой план мой бывший гуру. – Я со временем свалю, а ты с ней и договоришься. Не боись, солдат ребенка не обидит. Не разорю: много пить не буду.

Но мне не пришлось даже платить. Утро я встретил во временно пустующей квартире бабушки одной из одноклассниц Серого. На кухне меня ждал завтрак и инструкция, куда сунуть ключ, что проверить, когда и во сколько прийти за документами.

Чем я ей понравился, даже сейчас не пойму. Ну, уж точно не как опытный мужчина. В эту ночь она сама научила меня им быть. По крайней мере, в постели. Все, что у меня было до нее – это даже вспоминать стыдно. А что было после…

Нынешнему поколению, наверное, трудно понять сексуальные проблемы, стоявшие перед комсомольцами и комсомолками Советского Союза. Всесоюзное ханжество в этом вопросе порождало поголовную неграмотность. Опыт, часто содержавший в себе много надуманного и нафантазированного, передавался, как правило, случайным образом в доверительных разговорах со старшими братьями и приятелями. Сейчас о том времени есть что-то вроде шутки.

Сын сочувственно говорит отцу: «Вот вы в дремучем времени жили. Поисковиков не было. Про секс ничего не знали. Даже не знали, где у женщин эрогенные зоны находятся». 00000