Прерывать сладкую фазу предрассветного сна было невыносимо. Выдирать мозг из счастливого отпуска ночи казалось насилием над личностью. Включаться в муторный поток серой действительности было насколько же тягостно, как всплывать со дна реки, если ноги застряли в бочке с застывшим цементом. Турхельшнауб предпочел бы застрелиться, лишь бы не вставать. Но что делать? Дверной звонок минут десять заливался соловьиными трелями. Какая же безмозглая тварь трезвонит в такую рань? Ноги вырвать и спички вставить. Он неимоверным усилием воли преодолел гравитацию, сориентировался в пространственных координатах, натянул тренировочные штаны «Адидас», потертую майку, засунул ноги в резиновые шлепанцы и посмотрел на будильник: целых сорок три минуты до сигнала. Кряхтя, как больной туберкулезом каторжник, он поплелся открывать дверь.
– В ваших трубах протечка! Вы нас затапливаете! Да, заливаете, с потолка прямо на нос хлещет!
На пороге стояли две возмущенные гражданки-соседки. Голос одной хрипел басовой трубой, а другая выпускала из бледных губ звуки придушенной флейты-пикколо.
– Мы с двух часов ночи слушаем, как струи стекают, невозможно такое безобразие терпеть.
В лицах визитерш он уловил едва заметное сходство. Одной на вид под семьдесят, другой сорок пять, как и ему. Мать и дочь, наверное, с нижнего этажа. Растрепы долбанутые. У дочери жиры свисают складками, как у борца сумо. Махровый костюмчик розового цвета потрескивает от напора. Вот ведь фыфра, засадит кулаком в глаз и не улыбнется. Мамаша-грымза, напротив, с виду безобидна: запущенная какая-то, иссушенная и затертая годами. Медная монета, вышедшая из употребления. Обе трясутся, как студентки литфака, обнаружившие, что Пушкин сочинял матерные стихи.
– Не может быть, – сказал он, – у меня вроде полный ажур. Если хотите, взглянем на трубы.
Он провел их в ванную и продемонстрировал сухие, аккуратные и чистые поверхности. Сунули носы в туалет, открыли дверцу в стояк – ничего подозрительного. Раз уж разбудили в такую рань, следовало спуститься на этаж ниже, чтобы оценить ущерб пострадавшей стороны. Дамы не возражали, все гуськом пошли вниз по лестнице. Своей ванной мымры, видимо, пользовались редко: если провести рукой по кафелю, ощущается плотный слой пыли; под ванной два упитанных комара отдыхают на сливной трубе. Никаких следов катастрофы. Он всмотрелся в лица соседок с удивлением. Дамы не проявляли ни малейших признаков осознания реальной ситуации.
– Вот, видите, нас систематически подтапливает, – настаивала басом младшая розовая фурия.
– Ровно с двух часов ночи дежурим, – добавила старшая грымза истерически-тонким голоском.
– Позвольте, я никак не пойму, из какого места у вас подтекает, и потом, мне на работу пора… – промямлил он.
Надо было отползать по-тихому бочком к выходу, оставаться тут не стоило. Соседки и не стремились его задержать. Стояли, уставившись неподвижными глазами в стену, беззвучно двигали серыми, не знавшими косметики губами, как два сома в сачке. В прихожей он скосил взгляд на боковую глухую стену. Там висел странный рисунок: на листе ватмана пестрили разноцветные кружки, соединенные пресекающимися черными линиями, наподобие схемы. Он насчитал одиннадцать кружков. Каждый кружок надписан, причем названия ассоциировались с чем-то знакомым, но он затруднялся припомнить.
– Что у вас за схема нарисована?
– Не обращайте внимания, племянник принес, он экзамен сдает, – ответила старшая соседка.
Схема притягивала взгляд против его воли. Как ни противны были в эту минуту соседки, он машинально принялся читать подписи на кружках: «Йесод», «Тиферет», «Даат»… Кажется, перед ним рисунок сфирот из каббалы. 2 2 Сфиро́т (ед. число – сефира) – одно из фундаментальных понятий в каббале, созданное автором книги «Сефер Йецира». Изначально – десять первичных, или идеальных, «цифр», позже стали означать десять стадий эманации, образующих царство проявления Бога. Каббала́ – религиозно-мистическое, оккультное и эзотерическое течение в иудаизме, появившееся в XII веке.
Турхельшнауб проходил каббалу на первом курсе, но отнесся небрежно, глубоко не полез, сдал зачет кое-как.
– Вениамин Осипович, если вам любопытно, я вам поясню. Перед вами дерево жизни, – пробасила вежливо младшая дама. – Здесь изображены десять сфирот и не-сефира Даат. Каждая сефира означает свойство мироздания. Например, Тиферет символизирует красоту и любовь, а Йесод – основание. – Соседка показала пальцем на два центральных кружка.
Читать дальше